Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920
За это время мне пришлось повидаться и с некоторыми бывшими людьми. Наибольшее сожаление возбудил во мне престарелый генерал Каульбарс.[332] Когда-то царь и бог в Одессе, где он был командующим войсками округа и генерал-губернатором, он явился откуда-то весь оборванный, голодный и в самом жалком виде. Я сейчас же написал генералу Деникину о его положении и, не дожидаясь ответа, зачислил на службу в центр, выдав авансом тысячу рублей. Старику было уже 82 года. Он был кавалером Почетного легиона 1-й степени,[333] и я воспользовался этим, чтобы устроить ему бесплатное путешествие в Париж, где были его родственники.
Далее меня посетил Гучков, еще недавно вместе с Керенским управлявший судьбами России. Он также хлопотал о поездке за границу по политическим делам, как он сам выразился. Он выглядел довольно бодро и, по-видимому, возлагал большие надежды на вмешательство Антанты в русские дела. В длительность большевизма он не верил. Видел я также и Милюкова. Он имел сконфуженный вид и мало говорил вообще.
У Пильца я встретил Воейкова, который ехал за границу из Ялты. Он рассказал, что сейчас же после ухода большевиков осмотрел Ливадийский дворец и нашел его в относительном порядке. Вся прислуга осталась на местах, но, конечно, приобрела развязные манеры. Он сказал им соответствующую речь и предупредил, что по возвращении вместе с государем разберет все их поступки во время большевизма и воздаст каждому по заслугам. Он, по-видимому, не сомневался, что так действительно все и будет, и вообще в то время многие не верили в гибель всей царской семьи.
В это же время проезжала через Одессу за границу графиня Брасова[334] с детьми. Она также ничего не знала об участи своего мужа.
Праздники Рождества Христова прошли в Одессе весело и оживленно, но вскоре после Нового года уже начали появляться тучки. Петлюровцы французов не беспокоили и, наоборот, всячески старались завязать с ними сношения. Это следует объяснить тем, что над ними уже скоплялись грозовые тучи со стороны большевиков. Регулярные силы последних, главным образом, сосредоточивались против Колчака и Деникина, но Троцкий не жалел денег на партизанскую войну, и масса всевозможных большевистских атаманов вроде Григорьева и батьки Махно наводнили Украйну и парализовали все силы петлюровцев, которые состояли из таких же банд, как и большевистские. Французы вначале этим беспокоились мало, считая, что банды не опасны для их регулярных войск, снабженных артиллерией, танками и авиацией, но они не учли разлагающую пропаганду, которая уже пустила глубокие корни среди их войск. Их солдаты и матросы просто не хотели сражаться с большевиками неизвестно за чьи интересы.
Вскоре, однако, глаза у них открылись. Атаман Григорьев взял целиком, предварительно окружив, целый батальон французов с двумя орудиями. Французы мирно стояли в одном местечке и сдались, не сделав даже попытки к сопротивлению. Это был удар грома в ясную погоду. Создалось впечатление, что в один прекрасный день большевики могут незаметно войти в Одессу и перевязать всех французов, да и русских вместе с ними.
Ввиду такого подхода в Одессу явился сам командующий армией в Константинополе генерал Франше д’Эспере.[335] Было решено перед Одессой устроить фронт, куда потребовали и нашу бригаду, которая была уже переименована в дивизию и находилась под командой одного из лучших отличившихся генералов Добровольческой армии, по фамилии, кажется, Тимановского.[336] Оккупационные войска была усилены греками и черномазыми сенегальцами, на которых надеялись, что они не поддадутся на пропаганду.
На время все снова успокоилось, но тут как раз возникли острые разногласия между Деникиным и французами, в результате которых Санников был отозван в Екатеринодар. Он собрался и уехал так быстро, что я не успел даже с ним переговорить. Уже провожая его на пароход, я спросил, какие мне будут инструкции, на что он коротко ответил: «Никаких». С ним вместе уехал и Гришин-Алмазов с неизменным Масловским и его татарами.
На место Санникова генерал д’Ансельм назначил генерала Шварца,[337] известного военного инженера, составившего себе имя быстрым укреплением Ивангорода и Трапезунда во время Великой войны. Какие мотивы заставили его принять это назначение, я не могу понять до сих пор.
Обдумав свое положение, я решил, что с уходом Санникова автоматически вышел в отставку и я в качестве помощника по морской части главноначальствующего и в этом смысле подал рапорт генералу Шварцу, сообщая ему, что я остаюсь начальником центра Добровольческой армии впредь до замены меня другим лицом генералом Деникиным. Пришлось соответственно переделать и все бланки, и печать. Шварц сейчас же пригласил меня и попробовал уговорить, но я заявил, что тесно связан с Добровольческой армией и могу работать только находясь в ее составе. Мы, впрочем, расстались с ним миролюбиво, причем я обещал ему полное содействие. Помощником по морской части был назначен адмирал Хоменко, с которым мы были в приятельских отношениях.
Я запросил генерала Лукомского об инструкциях, соответственно новому положению вещей, но ответа получить не успел, так как события разыгрались раньше, чем мы все думали. Почти все служащие остались на своих местах, и по виду казалось, что ничего особенного не произошло. Дивизия также осталась на позициях и продолжала подчиняться французскому командованию. К этому времени она достигла 8 тысяч, что представляло уже значительную силу.
Мне не удалось ни повидаться, ни снестись с генералом Тимановским, чтобы выяснить его точку зрения на происшедшие перемены, почему я и решил действовать самостоятельно как представитель генерала Лукомского в Одессе. Прежде всего мне, конечно, надлежало подготовить возможность эвакуации на случай, если позиция будет прорвана и французы отступят на свои корабли, но сделать это скрытно, не возбуждая паники и подозрений со стороны французов, было не так просто. Я переговорил с Хоменко, что он думает по этому поводу. Он отвечал, что, по его личному мнению, думать об этом еще рано, но что во всяком случае в Одессе много пароходов как русских, так и иностранных, почему эвакуация не представит затруднений во всякое время.
На всякий случай я все-таки решил принять свои меры. В моем распоряжении в это время были два парохода: один тысяч в 7 тонн, товаропассажирский, по имени «Доланд», который подготовлялся к очередному рейсу в Новороссийск с припасами для добровольцев, и другой, тысячи в полторы тонн, принимавший специально снаряды с острова Березань. Я решил задержать «Доланд» до выяснения положения. Третий пароход, также небольшой, принадлежал компании Регир, моим хорошим знакомым. Он стоял без дела, и я просто попросил у г-жи Регир разрешения взять его в свое распоряжение. Таким образом, у меня было три парохода, и я мог уже до некоторой степени спокойно выжидать дальнейших событий.
