Клод Дюфрен - Великие любовники
Одновременно с этим Виктор, уже давно не заботившийся о своем элегантном виде, чтобы понравиться служительнице Терпсихоры, стал много времени посвящать своему внешнему облику. И за это удостоился насмешек Жюльетты: «Тото[18] затягивает пояс, как гризетка, Тото завивает волосы, как подмастерье портного. Тото похож на манекен. Тото просто смешон».
Потом настала очередь познать прелести потайной лестницы светской даме Эдме де Женетт. Во время первого свидания партнеры слишком кокетничали: Эдма протестовала и говорила, что она честная женщина, но оба знали, чем все закончится. Письмо Гюго к этой даме не дает нам ни на секунду усомниться в дальнейшем развитии событий:
«Однажды утром в мою комнату вошло красивое создание, оно позволило мне сжать ее руки, потом ушло, оставив меня во власти очарования, химер и догадок. Сегодня эта тень стала реальностью, видение превратилось в женщину. Она сообщила мне свое имя и попросила подарить что-нибудь на память. На память! Я бросаю к ее ногам все мои мечтания относительно нее, она может забрать все, что пожелает».
Нетрудно представить, что именно она выбрала… Известная трагическая актриса Рашель[19] тоже вкусила запретного плода благодаря потайной лесенке. Как достойная представительница классического театра, она долгое время представляла романтическую драму, но когда театр «Комеди Франсез» вписал в свой репертуар пьесу «Лукреция Борджиа», она великолепно в ней сыграла. По окончании спектакля, как рассказывает нам Арсен Усей, бывший в то время администратором театра, Виктор Гюго сжал в объятиях Рашель, как будто он обнимал поэзию… «Будьте осторожнее, – сказала она ему, – вы рискуете понять, что я женщина!»
Он это понял и присоединил актрису к списку своих побед, что дало несчастной Жюльетте новый повод для огорчения. В доме на площади Руаяль никого не принимали, равно как не принимали гостей и в квартире на улице Тур-д’Овернь. Но и там была возможность тайно пройти в его комнату, которую он описал в очаровательных стихах:
Смеется нагая Венера в алькове моем
Под бархатом ярким, покрытым чудесным шитьем.
На стенах картины. В лубочном написаны стиле.
Но разуму лучше в таком удивительном мире.
И, птице подобен, манимой в чужие края,
На крыльях тихонько в край снов он уносит меня.
Актрисы, графини, замужние женщины были далеко не единственными посетительницами этой волшебной комнаты: туда приходили и любезные создания, не отличавшиеся строгостью нравов и добродетелью. Виктор, будучи благодарным и нелицемерным человеком, выражал им свою признательность. И на это у него были все основания: «Мужчины, которые заняты работой, вынуждены по причине нехватки времени брать первых попавшихся женщин, тех, кого называют грязными, безумными, куртизанками, запятнанными, опозоренными, падшими. Но в этих созданиях живут женщины. В их душах можно встретить деликатность, чистоту, бескорыстность, благородство, смелость, настоящую любовь, истинную добродетель. В них столько же сердечности, душевности и ума, сколько и в светских женщинах. Открытости в них больше, но зато намного меньше стыдливости».
Как ему было не чувствовать некоторую слабость к куртизанкам? Разве до встречи с ним Жюльетта не была одной из них? Разве не любовь к поэту возвысила ее? «Никакая грязь не замажет частицу божью», – написал он. Он не пропускает ни одной возможности обратиться за услугами к этим «падшим женщинам», которых он вознаграждал по заслугам: господин Гюго всегда считал своим долгом помочь людям, живущим в нищете…
В течение многих лет, предшествовавших государственному перевороту 1851 года, после которого поэт стал легендарным изгнанником, Виктор пользовался большим спросом: посредственная актриса Жозефина Фавиль, осужденная за воровство Элен Госсен, прекрасная незнакомка «готова на все» Натали Рену, авантюристка Лора Депре, совладелица «Комеди Франсез» Сильвани Плесси, выдававшая себя за виконтессу мадам дю Валлон. Не забудем упомянуть о «синем чулке» Луизе Коле[20], очень внимательно следившей за карьерой Виктора, и еще об одной великосветской даме, мадам де Жирарден, искавшей утешения у великого человека от похождений своего муженька, всемогущего хозяина газеты «Пресса» Эмиля де Жирардена[21]. Тому не повезло с Гюго, поскольку его тогдашняя официальная любовница, одна из самых ярких светских львиц того времени, Эстер Гимон решила внести Виктора в список своих побед над очень известными личностями. Несмотря на то что ему было прекрасно известна бурная жизнь красотки, Виктор с горячностью откликнулся на ее предложение: «Когда я смогу очутиться в Раю? Может, в понедельник? Хотите, во вторник? Вам подойдет среда? Вы опасаетесь за пятницу? А вот я опасаюсь опоздать». И начиная со следующей пятницы Виктор Гюго встал в длинную очередь воздыхателей Гимон.
Куртизанка Алиса Ози также имела впечатляющий список жертв своей красоты, где соседствовали Теофиль Готье[22] и один из сыновей Луи Филиппа герцог Омальский. Алиса Ози мечтала добиться успеха на сцене, но к тому времени добилась уже успеха в жизни, многие банкиры помогали ей материально: она жила в шикарной квартире, главным ее украшением была кровать из красного дерева… которая была предметом первой необходимости. Пикантности этому новому любовному приключению нашего поэта придавало то, что он был не первым Гюго: Виктор приступил к осаде красотки, когда его старший сын Шарль уже вздыхал по Алисе и подчинялся всем ее многочисленным капризам. Однажды она заявила Шарлю, что была бы польщена, если его знаменитый отец написал бы в ее альбоме какое-нибудь стихотворение. Когда Алиса приняла его, Виктор не заставил себя долго упрашивать и с некоторым оттенком игривости, которую при определенных обстоятельствах не стеснялся проявлять, написал:
В сей дивный час, когда садясь светило принимает цвет пастели,
И небеса вокруг белесым воздухом полны,
Платон хотел узреть Венеру средь волны,
А я б увидеть предпочел Алису в моей постели…
Не стоит волноваться, дорогой читатель, это желание было выполнено! К огромному огорчению несчастного Шарля, вынужденного уступить место отцу. Сделал он это с разбитым сердцем, поскольку искренне любил эту жестокую женщину. А его родитель считал этот новый роман одним из очередных удовольствий. Действительно, все эти победы проносились по жизни поэта как прекрасные метеоры. Не имея сил противостоять новому соблазну, Гюго отдавался ему тем более стремительно, что женщины, которых он старался соблазнить, также старались соблазнить его. Это происходило потому, что ему, как никакому другому мужчине, было знакомо искусство соблазна и тактика действий. Как же можно было отказать влюбленному мужчине, который говорит и пишет такие прекрасные слова, пусть даже их искренность продиктована сиюминутной страстью?
