Валерий Чумаков - Русский капитал. От Демидовых до Нобелей
Cотрудничество с советской разведкой Сергей Николаевич начал в 1929 году. В записке, которую он передал в советское посольство, говорилось: «Эмиграция потеряла какое-либо значение в смысле борьбы с советской властью и в смысле влияния на политику других государств… Эмиграция умирает давно, духовно она покойник». В его особняке, на первом этаже которого располагался РОВС (Российский общевоинский союз), сотрудники ОГПУ установили подслушивающую аппаратуру. В 1937 году Сергей Николаевич лично принимал участие в похищении руководителя РОВС генерала Миллера. Люди, знавшие Сергея Николаевича, после войны рассказывали, что «был он неврастеником, человеком неуравновешенным, с большим надрывом. Ему были свойственны и высокий полет, и глубокое падение».
* * *На открытии картинной галереи Павел Михайлович Третьяков не был по причине своей чрезвычайной скромности. Узнав, что знаменитый художественный критик, историк искусства и почетный член Императорской Санкт-Петербургской академии наук Владимир Васильевич Стасов написал о нем в газете хвалебную статью, он сильно переживал – так, что неделю не вставал с кровати. На открытии галереи ему пришлось бы выступить с речью, а говорить красиво Павел Михайлович не умел.
РЯБУШИНСКИЕ
Гиганты российского бизнеса
7 мая 1901 года из здания почтамта, расположенного на Варшавском вокзале Петербурга, вышел пожилой седобородый господин в черном пальто с котиковым воротником. Мужчина был сосредоточен и по-деловому хмур. Он прошелся по перрону, часто поглядывая на свои серебряные часы с репетиром. Невдалеке раздался паровозный свисток. Когда локомотив приблизился к платформе, солидный господин размашисто перекрестился, неловко, по-стариковски, разбежался и молча прыгнул на рельсы.
Мажоритарии
Без труда была установлена личность погибшего. Оказалось, что покончил с собой Алексей Кириллович Алчевский, один из известнейших российских предпринимателей, хозяин Харьковского торгового и Харьковского земельного банков, основатель и главный акционер Донецко-Юрьевского металлургического и Алексеевского горнопромышленного обществ. Быстро выяснилось: на почте Алексей Кириллович отправил письмо в Харьков, где высказал свои последние распоряжения по ведению банковских дел.
Следствие показало, что Алчевский прибыл в Петербург в начале апреля, чтобы пробить для своих металлургических компаний госзаказ на поставку рельсов и испросить у министра финансов Витте разрешения на дополнительную эмиссию акций на 8 000 000 рублей под залог своих предприятий. Таким образом он пытался спастись от банкротства, угроза которого нависла над ним в начале года. После того как Алчевскому было отказано во всех просьбах, он понял, что для него все кончено…
Человек, еще недавно считавшийся миллионером, одним из богатейших людей юга России, оставил после себя наследникам имущество на 150 000 рублей и огромный долг – 19 000 000 рублей. Немедленно была проведена ревизия обоих банков. Харьковский торговый банк объявили неплатежеспособным. Та же судьба ждала и первый в России частный ипотечный Харьковский земельный банк. Но в дело вмешались люди, которых в советское время называли «акулами российского капитализма».
В Харьков, по поручению брата Павла Павловича, приехали Владимир и Михаил Рябушинские. Торговый дом Рябушинских уже давно вкладывал деньги в Харьковский земельный банк, и его банкротство значило бы для них потерю около 5 000 000 рублей. Банк надо было спасать. Цены на акции банка уже упали с 450 до 125 рублей. По этой минимальной цене братьям удалось за короткий срок выкупить значительную часть паев. Однако количество голосов в собрании акционеров мало зависело от размеров пакета. По уставу банка каждые 30 акций давали один голос, но никто не имел права иметь больше пяти голосов. Владельцы пакетов в 150 и в 1500 акций были абсолютно равны в своих возможностях. Такая практика, предохранявшая компании от диктата одного пайщика, была типична для российских предприятий конца XIX – начала XX века. Для того чтобы обеспечить себе большинство на чрезвычайном собрании акционеров, Рябушинские привезли в Харьков «два вагона акционеров» из числа своей многочисленной родни. В отдельном купе трое вооруженных молодых людей везли два опечатанных чемодана с разложенными по конвертам акциями. Конверты раздавали перед собранием, вместе с ними каждый из московских акционеров получил специально отпечатанный билет со списком лиц, за которых следовало голосовать при выборе правления.
Теперь сопротивление энергичным купцам мог оказать только основной акционер банка – сын погибшего банкира Дмитрий Алексеевич. Но его удалось нейтрализовать, пообещав, если он вступит в коалицию с братьями Рябушинскими, не настаивать на судебном преследовании членов действующего правления. А суд был вполне возможен: ревизия вскрыла в банке значительные нарушения. Однако соблюдение «джентльменских соглашений» для Рябушинских не было нормой. В перерыве собрания к Алчевскому подошел «крайне взволнованный» Владимир Рябушинский, взял его за руку и сказал, что хотя «он свои три шара, конечно, положит… за непредание суду прежнего правления, но… все его братья, сестры, другие родственники и акционеры их партии потребуют предания уголовному суду бывших членов правления». Такой поступок был неудивителен: в семье Рябушинских деловые качества Владимира никогда не ценились высоко.
Как и предполагалось, собрание выбрало в правление пятерых представителей семьи Рябушинских, закрепив за ними абсолютное большинство (всего членов правления было восемь), а бывшие члены правления были отданы под суд. Жене бывшего члена правления, «первой леди» Харькова госпоже Любарской, подавшей встречный иск против московских бизнесменов, так и не удалось добиться оправдания своего мужа: не дождавшись освобождения, он умер в тюрьме от сердечного приступа. Сама же госпожа Любарская, за которой зорко следили Рябушинские, вскоре после этого уехала в Париж, где, по словам одного из братьев, Михаила Павловича Рябушинского, «погибла, зарезанная своим сутенером».
После смены собственника Харьковский земельный банк весьма быстро получил льготный правительственный кредит в 6 000 000 рублей, которого не мог добиться Алчевский. Уже к середине 1902 года банк полностью вышел из кризиса и начал полноценную работу. На поступавшие в правительство жалобы, в которых говорилось о злоупотреблениях в банке Рябушинских, следовали ответы: «Знаем, соболезнуем, но ничего сделать не можем, ибо изобличение немыслимо».
