Нина Владыкина-Бачинская - Собинов
Шостаковский, тронутый вниманием молодежи, не замедлил с ответом и пригласил всю компанию к себе. Завтрак прошел весело и оживленно. Когда гости собрались уходить, Шостаковский, прощаясь с Собиновым, сказал:
— Не хотите ли вы серьезно поучиться пению? Если согласны, приходите осенью на пробу.
Не находя слов от охватившего его волнения, Собинов только молча поклонился и быстро вышел вслед за другими.
Разговор с Шостаковским окрылил Собинова. Вспоминалась неудачная проба зимой у того же Шостаковского. Но тогда он пел полубольной и, конечно, сделал ошибку, что показался в таком виде! Теперь же он сможет, а главное — должен спеть хорошо. Надо только сдать университетские экзамены и опять можно приняться за пение.
Свое заветное желание учиться петь Леонид держал от всех в строжайшей тайне. Приехав на каникулы домой, он ничего не сказал ни отцу, ни братьям о предстоящей осенью пробе голоса. И хотя с нетерпением и даже страхом ожидал того дня, но внешне оставался жизнерадостным, веселым проказником, готовым принять участие в любой мальчишеской забаве.
В родном Ярославле Леониду жилось весело. С его появлением в родительском доме все становилось вверх дном: то он затевал шумную возню с младшими сестрами, то увлекал их на загородные прогулки, то собирал товарищей — попеть. Дом заполнялся звуками его голоса. Пел и напевал он постоянно, несмотря на отцовские одергивания. Не успевал Виталий Васильевич прервать опереточные куплеты «Ходил три раза кругом света», как с антресолей уже неслось «Мой миленький дружок, любезный пастушок». Если же случалось молодому юристу в шутку изобразить козла или барана, Виталий Васильевич сердился по-настоящему, считая, что будущему адвокату неприлично издавать такие дикие звуки. Единственно, что всегда с удовольствием слушал отец в исполнении сына, это народные русские песни.
— Люблю слушать, как он поет, но не люблю разговоров о пении, — говаривал нередко Виталий Васильевич.
В мечтах он давно видел Леню всеми уважаемым нотариусом, прокурором или присяжным поверенным. Чрезмерная любовь сына к пению заставляла его настораживаться, внушала смутную тревогу.
Настороженно прислушивался к своему голосу и Леонид, но его беспокоило и огорчало совсем иное.
— Вот бы мне такой баритон, как у Байздренка, или бас, как у Борейши! — говорил он часто, вспоминая густые сильные голоса товарищей-студентов. — А тенор! Куда мне с ним?
Близилась осень, а с нею и обещанная Шостаковским проба. С особенным волнением возвращался на этот раз Собинов в Москву.
Просматривая дома ноты, пробуя тот или другой роману арию, юноша вдруг остро почувствовал, как незрело у него одно, другое, третье. Ведь до сих лор он пел, полагаясь только на свой вкус и музыкальность. Безоговорочные одобрения товарищей и знакомых не в счет. И надо же, чтобы в самый последний момент, когда изменять что-либо уже поздно, пришли сомнения. Недавно еще он окончательно отобрал романсы и песни для пробы, а вот сейчас хоть начинай все заново. В волнении ходил он по комнате, мучительно сознавая свое бессилие что-либо исправить или улучшить.
Наконец наступил день экзаменов. За экзаменационным столом сидели преподаватели сольного пения, которых Собинов не раз встречал в училище: С. М. Бижеич, А. М. Додонов и М. И. Махина.
Собинов разделял общепринятое в то время мнение, будто мужчине лучше заниматься у мужчины, и поэтому заранее скидывал со счетов Махину.
Репутация Бижеича в училище была далеко не лестная. Познакомившись во время репетиций «Сельской чести» с некоторыми учениками Филармонии, Собинов много наслышался о неблагополучиях в его классе. Были примеры, когда его ученики по неизвестным причинам бросали петь, а некоторые открыто говорили, что надорвали голоса.
Больше других привлекал Додонов, популярный московский тенор, лишь недавно покинувший сцену.
Начался экзамен От волнения Собинов не слышал, как пели другие. Наконец вызвали его. Первый романс «Азру» Рубинштейна юноша начал дрожащим голосом, но вскоре овладел собой и уже на второй половине вещи почувствовал себя свободнее. Следующий романс, «Цецилию» Гуно, он пропел без всякой робости. Еще лучше прозвучала «Ах, ты, ноченька» Глинки. Эта песня в памяти Собинова была неразрывно связана с образом матери. Еще в детстве он бессознательно перенял многое от ее манеры петь русские песни — необыкновенную задушевность, мягкость, чистоту — и теперь все это вкладывал в свое исполнение.
— Довольно! — словно из какого-то другого мира прозвучал голос Шостаковского. — Вы приняты. У кого хотели бы заниматься — спросил он вполголоса, подойдя к Собинову.
— У Додонова, — громко ответил юноша.
— Зайдите завтра справиться! — буркнул Шостаковский, явно недовольный его выбором. При всех своих высоких качествах организатора и музыканта Шостаковский в вокальной педагогике разбирался не очень хорошо и искренно считал лучшим преподавателем в училище Бижеича. В его класс и хотел он отдать Собинова.
Но сердитый тон Шостаковского не смутил Собинова. Он внутренне чувствовал, что теперь все сложится хорошо, в том числе положительно решится и немаловажный для него вопрос о плате. И действительно, на следующий день в канцелярии училища Собинову сообщили, что он зачислен бесплатным учеником в класс профессора Додонова.
Александр Михайлович Додонов принадлежал к числу выдающихся артистов московской оперной сцены 1870 — 1880-х годов. Его исполнительское творчество ярко охарактеризовал П. И. Чайковский. Со страниц музыкально-критических статей композитора встает живой образ молодого Додонова — темпераментного, вдумчивого и взыскательного художника.
Чайковский неоднократно подчеркивал мастерство Додонова-вокалиста, который обладал не особенно сильным голосом, но тем не менее успешно выступал в труднейших партиях, требующих насыщенного большого звука. Он был великолепным Сабининым в «Иване Сусанине» Глинки и с успехом пел арию «Братцы, в метель», которая часто выпускалась тенорами из-за ее трудности.
Лучшими партиями Додонова, кроме Сабинина, были Финн в «Руслане и Людмиле» Глинки, Князь в ««Русалке» Даргомыжского, а также Торопка Голован в «Аскольдовой могиле» Верстовского.
А. М. Додонов.
Оставив сцену в 1891 году, А. М. Додонов перешел на педагогическую работу. Свой разнообразный творческий опыт вокалиста он обобщил в книге «Руководство к правильной постановке голоса, развитию и укреплению голосовых органов и изучению искусства пения». Судя по этому «Руководству», Додонов имел все данные выдающегося педагога. Он совершенно правильно утверждал, что «не количество упражнений, а качество и манера исполнения формируют певца», считал обязательным для каждого занимающегося пением хорошо изучить процесс образования звука, знать устройство голосовых органов: «Певец, который не знает тайн своего искусства и причин, обусловливающих его эффекты, представляет собой неполный талант, он раб своего голоса, а не господин».
