Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа
Подтекст этой беседы о переменчивости чувств Бембо чаще всего адресует Лукреции. Обращаясь к ней с хвалебными речами и напоминая о том, как они дополняли друг друга, он из осторожности прибегает к множественному числу: «Вы не являетесь чем-то целостным, как и мы; мы и вы — только половинки друг друга». Он воспевает красоту ее тела, равно как и красоту ее души, а также ее превосходство над многими, которое он объясняет насыщенностью ее внутренней жизни.
Очевидно, что чувства их развиваются в сторону духовности. Будущее подтвердит это стремление к мистике, поскольку он в конце концов примет кардинальский сан, а она — монашеский обет.
Внешне успокоенный тем, что венецианца не было рядом с женой, Альфонсо д'Эсте отправился в свое ежегодное путешествие за пределы своего государства, сначала к Людовику XII, затем к правителю Фландрии и, наконец, к Генриху VIII. В декабре, находясь при английском дворе, он узнает, что его отец, чье здоровье ухудшалось в течение последних трех месяцев, тяжело болен.
Герцог Эркуле велел отнести себя в носилках в храм Святого Благовещения, особенно почитаемый флорентийцами, однако это паломничество не вернуло ему силы. В отсутствие старшего брата кардинал Ипполито предложил своей невестке стать регентшей герцогства «на тот случай, если герцог скончается». По возвращении в Феррару Альфонсо поблагодарил Ипполито за его безупречное поведение по отношению к Лукреции.
Это случилось 21 января 1505 года. В сопровождении супруги Альфонсо направился в комнату умирающего, лицо которого преобразилось при виде старшего сына. Альфонсо подошел к кровати, встал на колени и попросил отца благословить его. Не беспокоясь более о будущем герцогства, отныне находившемся в надежных руках, умирающий попросил Лукрецию созвать музыкантов. Так в присутствии невестки и сыновей под звуки «Magnificat» («Душа моя славит Господа») в исполнении Винченцо Монденезе и его хора герцог Эркуле д'Эсте покинул своих родных.
Городские колокола оповестили о кончине герцога, члены Совета мудрецов должны были собраться, чтобы официально признать кончину герцога и утвердить его наследника. Только после этого могли начаться коронационные празднества, не дожидаясь, пока останки Эркуле д'Эсте будут перенесены в его последний приют, а цвета праздника уступят место цвету траура.
Вскоре всех оповестили о подготовке к церемонии передачи власти. Альфонсо одели в парадный костюм, украшенный шитьем, плюмажем и драгоценностями. Прежде чем он покинул замок и направился в герцогский дворец, придворные облачили его в плащ из белого узорчатого шелка, подбитого беличьим мехом, и водрузили ему на голову шляпу французского фасона.
В сопровождении своего брата Ипполито, сверкающего своей пурпурной мантией, и правителя Венеции герцог отправился в так называемый Большой каминный зал, где Тито Строцци, дуайен Совета Двенадцати Судей и Совета мудрецов, вручил ему шпагу и золотой скипетр. Знатные дамы под предводительством Джиневры да Корреджо пришли поприветствовать Лукрецию. Повинуясь указаниям епископа Адрии, она направилась к балкону, выходившему на собор, чтобы проводить триумфальную кавалькаду. В это время медные и бронзовые колокола оглушительно звонили. Когда, объехав город, кавалькада вернулась во дворец и пока затихал трезвон колоколов, Лукреция спустилась на парадный двор и поцеловала руку своему супругу в знак повиновения. Она шла, почти не касаясь земли, и вокруг нее падали на землю молочно-белые хлопья снега. Из-под ее горностаевой накидки виднелось пурпурное платье, а в волосах, сверкающих на солнце, поблескивали хрустальные искорки. Феррарцам эта картина показалась чудом. Новые правители вместе поднялись по ступеням, накрытым черным бархатом, они держали в руках большие флаги с гербами своего герцога. Рука об руку герцогская чета прошла под триумфальной аркой, в верхней части которой выделялись богиня судьбы и изречение «Regno, regnam, regnabo»[45], напоминание о том, что богатство и власть государей должны быть освящены Богом.
Когда закончилась торжественная месса, когда гудел большой колокол, а толпа ликовала, между двумя львами, поддерживавшими столбы романского портала, показалась высокая фигура Альфонсо, а следом — хрупкая фигура Лукреции.
На следующий день праздничные одежды сменили на траурные и состоялись похороны усопшего: была отслужена месса, которую Жоскен Депре посвятил своему покровителю. Под сводами СанГорджо хористы запели Kyrie Eleison[46] под аккомпанемент одних только труб — военных инструментов, игравших на герцогских похоронах. В течение целого года Лукреция носила траур по свекру. Черной была не только одежда. Парадные комнаты были затянуты черным, черные драпировки были и на каретах; придворные дамы были одеты в траурные платья и, как и их госпожа, они закрывали лица вуалью на болонский манер.
Общественная жизнь герцогини д'Эсте началась сразу же, поскольку Альфонсо поручил ей рассматривать прошения. У нее уже имелся опыт регентства в Риме и Сполето, и она превосходно справлялась с делами. В отношениях с иностранными государствами она зарекомендовала себя как лучший из послов: она согласилась стать крестной матерью внука одного из первых лиц Венеции, организовывала концерты духовной музыки для монсеньора де ла Палис и состоявших при нем французов. Политическая ситуация вокруг герцогства действительно была непростой: Венеция уже овладела Романьей и теперь имела виды на Феррару, а Юлий II, уже готовый подчинить себе Болонью, намеревался присоединить к Папской области также Феррарское государство. Новому герцогу были необходимы энергия и мудрость. Его астролог, некий Пьетро Боно, предрек, что правление его будет бурным, но славным.
Одним из первых было его решение устроить внутренний переход из парадных залов в личные покои Лукреции. Эркуле Строцци дал понять молодой женщине, что лучшее средство сохранить доверие Альфонсо — это распрощаться с некоторыми испанками и римлянками из ее свиты и окружить себя одними феррарками.
Осознавая, какие усилия прилагает его супруга, чтобы достойно играть свою роль, Альфонсо склонился к мысли о необходимости дать приют первому ребенку Лукреции, римскому инфанту, но не в Ферраре, а в Карпи близ Модены, у Альберто Пио. Последний племянник знаменитого Пико делла Мирандола, обвиненный в том, что оказал гостеприимство Джулио, и по этой причине изгнанный, желал вернуть милость своих государей. Поэтому он принял у себя «мнимого сына Валентинуа».
Любовь Лукреции к Бембо пострадала от ее восшествия на престол, несмотря на то, что поэт писал ей: «Помните о том, что кроме вас я не думаю ни о чем, никем не восхищаюсь и ни перед кем не преклоняюсь. И если после смерти мой дух мог бы витать подле вас, я не хотел бы больше жить. Я должен пробыть месяц в Риме, а потом я приеду в Феррару». Бенедетто Калипули сообщает Франческо Мантуанскому, что 6 апреля мессир Пьетро Бембо покинул Венецию и направился в Ватикан, чтобы обсудить там судьбу городов Романьи, которые находятся под защитой Светлейшей республики после изгнания Чезаре Борджа, но на них претендует также святой отец. Итак, Бембо должен был отчитаться о своей миссии Совету Десяти, прежде чем вернуться в Феррару, где с первого дня Альфонсо установил за ним пристальное наблюдение. Лукреция не могла найти ни минуты, чтобы увидеться с Бембо наедине. Любовники поняли, что теперь их страсти суждено постепенно превращаться в нежность. Отныне в их письмах уже не будет букв «F.F.».
