Женевьева Шастенэ - Лукреция Борджа
Из Рима до Лукреции доходили также вести о Ваноцце. Будучи женщиной предусмотрительной, она употребляла все силы, чтобы спасти свое состояние. После смерти Александра VI она завещала церкви Санта-Мария-дель-Пополо часовню, принадлежавшую ее семье, и свой дом на площади Пиццо ди Мерло. В благодарность августинцы пообещали ей каждый год служить заупокойную службу по двум ее покойным мужьям и по ней самой, когда придет время. Именно она сообщила Лукреции, что ее брат Чезаре — конченый человек, что он находится в тюрьме в Остии. Имущество его было конфисковано Юлием II, чтобы возместить ущерб его жертвам. Гвидубальдо Монтефельтро, герцог Урбинский, желая вернуть себе библиотеку и ковры, велел выпустить Чезаре из тюрьмы, и, как сообщает Уголини, «тот, кто заставлял трепетать тиранов, дважды склонился в глубоком поклоне, обвиняя во всем свою молодость и опасные советы, полученные им от отца, и обещал все вернуть». Лукреция не могла понять, как можно так унижаться и отказываться от своей семьи.
Вместе с тем до нее доходили слухи о празднествах, устроенных в те дни в Урбино. Все, кому пришлось испытать на себе ненасытную жадность Чезаре, намеревались теперь наверстать упущенное. Так, сразу же по возвращении в город, откуда ее изгнал Валентинуа, Элизабетта Монтефельтро первым делом поставила в своем театре спектакль о превратностях судьбы ее семьи, а именно о приеме, оказанном Лукреции во время ее путешествия к жениху, предательстве Валентинуа, обстоятельствах бегства государя и о взятии города. В последующие вечера актеры сыграли представление о ловушке для кондотьеров Синигалье, смерти Александра VI и, наконец, о триумфальном возвращении Гвидубальдо. Лукреция слишком хорошо знала, как переменчива бывает судьба, чтобы не согласиться с тем, что после стольких страданий Элизабетта мечтает лишь о том, чтобы вернуться вместе с супругом к прежней жизни на своих землях. Разве сама она после смерти отца не обрела счастье рядом с Бембо? «Хотим мы или не хотим, нам придется жить до последнего дня, значит, нужно жить весело».
Однако она постоянно думала о Чезаре. Посол Феррары сообщил ей, что, поскольку ему нечего было больше ожидать от его «кузена» Людовика XII, он торжественно отрекся от захваченных территорий, покинул тюрьму в Остии и 26 апреля отплыл на корабле в Неаполь. Два дня спустя Гонсальво де Кордова принимал его в Кастель Нуово. Это означало броситься в объятия Испании и Арагонской династии, которую в свое время Борджа принесли в жертву ради своих целей, и прежде всего он отдавался в руки Санчи, которая, судя по всему, была не слишком расположена забыть убийство своего брата Алонсо Бишелье. Гонсальво де Кордова в свою очередь полагал, что власть, которую еще сохранил Чезаре в некоторых городах, враждебных Флоренции, например в Сиене или Пизе, а также несколько подчинявшихся ему верных полков могли сделать из него союзника. Изабелла Кастильская была иного мнения.
После того как Нуно де Окампо заключил Чезаре в тюрьму в Кастель Нуово, Изабелла назначила пленнику особо суровые условия содержания.
Мы с большим прискорбием узнали о том, что в Неаполь прибыл герцог Романьи. Мы руководствуемся не только политическими причинами, поскольку, как вам известно, тяжесть совершенных им преступлений ужасна, и мы ни в коем случае не желаем, чтобы думали, что так дискредитировавший себя человек может находиться у нас на службе, даже если бы он дал нам крепости, людей и деньги… Мы написали герцогу Террановы (Гонсальво де Кордова), чтобы он прислал нам герцога под охраной двух галер, дабы он не устроил побега7.
Этот переезд наделал много шума на всем Апеннинском полуострове. Под постоянным присмотром Просперо Колонна в сентябре 1504 года Чезаре прибыл в свой город Валенсию, которого никогда не видел да и сейчас не успел рассмотреть, поскольку его немедленно перевезли в крепость Шиншилла, находящуюся на высоте 700 футов.
Тотчас Лукреция при посредничестве испанских кардиналов и ораторов Феррары начинает предпринимать шаги для его освобождения. В депеше Костабили, датированной 27 октября 1504 года, содержались первые сведения:
Дела герцога Валентинуа не кажутся столь безнадежными, как говорили. Его мажордом говорил с королем, прося выпустить герцога на свободу. Тот ответил ему, что не отдавал приказа заключать его под стражу, но хотел держать его в своем распоряжении, так как Гонсальво выдвинул против него некоторые обвинения. Если эти обвинения ложные, он велит выпустить его из-под стражи8.
После этой относительно обнадеживающей новости герцогиня Феррарская привлекла на свою сторону золовку, Изабеллу Мантуанскую, которая убеждала своего мужа Франческо помочь родственнице. Когда 26 ноября 1504 года скончалась королева Изабелла Кастильская, Лукреция сочла, что ей есть еще на что надеяться. Король Испании был настроен к Чезаре менее враждебно, чем его супруга, но у него были другие заботы. Его беспокоила проблема наследования права на престол своей супруги, так как из-за этого под угрозой было объединение двух корон — Кастильской и Арагонской. Итак, за исключением сестры, никто больше не интересовался судьбой Чезаре.
Разве могла Лукреция обрести покой? Ее бывший муж Джованни Сфорца, уничтоженный популярностью своего соперника в своем же городе и вынужденный бежать в Венецию, теперь вернулся в Пезаро, где яростно мстил тем, кто не выступил с оружием в руках против герцога Романьи. Он бросал их в тюрьму, вешал на окнах своих замков или же лишал их имущества. Что касается гуманиста Пандольфо Колленуччо, ставленника феррарских князей, Джованни приговорил его к смерти за то, что тот передал победившему Чезаре предложение о союзничестве от лица Эркуле д'Эсте.
А теперь настал черед грустить и Пьетро Бембо. После смерти младшего брата поэта Лукрецию и Пьетро объединило горе. Вновь завязалась страстная переписка. «Будьте уверены в том, — писал он ей, — что здесь и повсюду, в печали и в радости я буду всегда вашим верным гелиотропом, а вы — моим солнцем». Вместе с посланием он отправил святой образок Aqnus Del[44], что носил на своей груди, умоляя ее надеть его себе на шею из любви к нему, «чтобы маленький кружок, так долго касавшийся моего сердца, мог теперь прикоснуться к нежному алтарю вашего драгоценного сердца». Ожидая возможности увидеться с ней, он сообщает, что в начале следующего года пришлет ей свою книгу «Азолианские беседы» — впоследствии ставшую знаменитой, — которая была посвящена ей. Фоном для этих великолепных диалогов служит замок в Азоло, при дворе Екатерины Корнаро, королевы Кипра. Там в течение трех дней три венецианских дворянина и три благородные дамы беседуют о любви. Первый, Пероттино, видит в ней источник страданий, так как из-за нее случаются конфликты и несчастья; второй, Джизмондо, напротив, восхваляет искренность любовных чувств, побуждающих людей превосходить самих себя; третий, Лавинелло, прославляет платоническое наслаждение, соединяющее чистые сердца. Дамы соглашаются с ними или нет, в зависимости от своих наклонностей. Едва заметные изменения тона этих бесед, легкость и живость речей удивительно точно воспроизводят изящество и тонкость, столь свойственные образованным людям эпохи Возрождения.
