Наталья Рапопорт - То ли быль, то ли небыль
Сотрудник Литературного музея Лева Шилов подготовил и исполнял замечательные программы о жизни и трагических судьбах Ахматовой, Цветаевой, Пастернака. В начале восьмидесятых он приготовил большую программу о Булате Окуджаве. Премьера этого моноспектакля была на Гауе.
– Первый раз мне предстоит говорить о живом поэте в его присутствии, – волновался Шилов.
– Ничего, это легко исправить, – меланхолично утешил его Гердт…
Особый жанр составляли рассказы со слайдами о путешествиях ученых во всевозможные экзотические страны – Сейшельские острова, Заир, Остров Пасхи… Для меня, невыездной, любая страна дальше Малаховки была вполне экзотической, и я очень любила эти рассказы-показы, этакий «клуб фотопутешествий», хотя и завидовала отчаянно. Рассказчики соревновались в фотографическом искусстве и эрудиции. Некоторые не могли остановиться, пока не продемонстрируют всю коллекцию слайдов, включая испорченные.
Наконец, концерты. Это было особое счастье. Живьем, в двух шагах от вас, в иллюзорной доступности пел свои песни и доверительно разговаривал с вами бог Гауи – Булат Окуджава. Читал стихи и рассказывал свои волшебные байки Гердт. Совсем другие, не экранные, не утвержденные Главлитом песни распевали Никитины. И все это на дистанции в три недели!
Но кульминацией развлекательной программы в конце смены, должен был стать капустник. Он изрядно отравлял мое существование. Судите сами: его надо было сделать так, чтобы расхохотался Гердт (его неподражаемый смех был моей высшей наградой), чтобы улыбнулся Окуджава, чтобы развеселилась публика и чтобы после этого на тебя не написали донос. А доносы писали: как и повсюду в стране, «сообщающие сосуды» соединяли нашу лесную базу с другими Органами. После первого организованного мною на Гауе капустника нас (всю семью) на следующий год не пустили на базу. Кто-то «стукнул» в правление Дома ученых (и не только туда), что я организовала на базе аполитичное действо. Впрочем, через год нас простили и дали путевки. И, конечно, я снова была «министром культуры» и делала новый капустник. После него, чествуя режиссера в узком застолье, Гердт произнес следующий тост:
– Хочу сказать, как мы рады, что в этом году с нами опять Наташа и Володя, и как нам жаль, что в будущем году их опять с нами не будет!
Моего мужа Володю Гердт называл страстотерпцем.
По молчаливому соглашению, профессионалы в капустниках участия не принимали – им отводилась роль благодарных зрителей. Из этого правила было несколько исключений. Во-первых, капустник всегда спасали безотказные Никитины – правда, в ту пору они официально еще не считались профессионалами и работали в академических научно-исследовательских институтах обыкновенными кандидатами физических наук. О втором исключении я сейчас расскажу.
Это был год Олимпиады. Никитины опоздали на базу – выступали в культурной программе. Остальные гауянские завсегдатаи, пожертвовав зрелищем, были на месте и мокли под гауянскими дождями. И вот я решила компенсировать им потери и провести свою маленькую гауянскую Олимпиаду. Страны-участницы были налицо: Зямбия, Никитский Сад, Лосино-Берковское, Булатниково и т. п. Транспаранты с названиями стран должны были нести «девушки в вуалеточках», как это было на настоящей Олимпиаде. Согласно замыслу, роли этих девушек в вуалеточках должны были исполнять наименее подходящие для этого актеры: долговязый Осико, крохотный Орик, огромная дама со сломанной загипсованной ногой – нехитрый, но беспроигрышный трюк. С дамой у меня вышла накладка. Она сначала согласилась на предложенную роль, но к вечеру вызвала меня на конфиденциальный разговор, и я увидела, что она пышет гневом:
– Наташа! Я никогда не думала, что вы можете быть такой бестактной!
Я огорчилась – вот, обидела даму… Но дама продолжала:
– У меня же сломана нога, я хромаю. Гердт может обидеться!
Я не сразу поняла, о чем это она. Потом меня разобрал неудержимый смех: я попыталась представить себе Гердта, обидевшегося на то, что кто-то другой тоже хромает…
Конечно, я тут же ему повинилась. Гердт предложил:
– Слушай, давай я сам пройду девушкой в вуалеточке! А для убедительности я буду чуть-чуть хромать!
И прошел! Нацепив настоящие никитинские удостоверения личности, выданные им на Олимпиаде, Татьянин – спереди, Сергея – сзади, Гердт гордо нес плакатик страны Зямбии, в то время как я комментировала события в небольшой мегафон.
«Первопроходцами идут наши друзья из страны Зямбии. Власть в этой стране до сих пор принадлежит генералам (вспомните Конради). Климат теплый. Туристов привлекает Никитский сад, гордостью которого является расположенный рядом Гердарий. В архитектурном отношении внимания заслуживает Стасская башня, венец творения одного известного зодчего (аллюзия на Стаса Лосева). Северные провинции страны по традиции носят название Кулыма. Здесь в начале сезона идет активный лесоповал». (Друзья Гердтов Зенковы и Кулымановы обычно помогали ставить палатки, рубили мешавшие ветки.)
Ну, и так далее. Пока я читала свой текст, «делегации» циркулировали по небольшому просцениуму.
Неожиданно Гердт подошел ко мне, отобрал мегафон, какое-то время мычал в него по-английски, потом членораздельно закончил:
– Янки – ноу, Зямки – йес!
Потом Сергей Никитин и Зяма пели дуэтом джаз. Аккомпанировало трио: Буля Окуджава на кларнете, Саша Никитин на Булиной пианоле и сам Сергей на гитаре. Это был праздник!
Присутствие Гердта определяло для меня стиль капустников. В лучших модернистских традициях в нем играли люди и куклы, Петрушка и персонажи из гауянской жизни.
Петрушка приезжал на базу, оглядывался, произносил с завистью:
Живется здесь, наверно, сладко:
У каждого ума палатка!
В капустнике участвовала кукла-Гердт, она и сейчас живет у меня в Америке. Кукла-Гердт, прихрамывая, ходила по ширме. Помните конферансье из «Необыкновенного концерта»?
– Стуло мне, стуло, – требовал конферансье и обращался к публике с риторическим вопросом:
– Да, я давно собираюсь вас спросить, не слишком ли я культурен для вас?
Моя кукла-Гердт получала на это ответ:
– Да нет, ничего особенного, – говорила «публика», и настоящий Гердт заходился от смеха…
Еще в связи с Олимпиадой на базу приезжал Высокий Гость из неразвивающейся страны.
Высокого Гостя играл мой муж Володя. Он три дня не брился, имел на голове обвязанный бусами белый платок и был до отвращения похож на Арафата. На голой голени он носил четыре пары часов, на которые время от времени рассеянно поглядывал, и непрерывно чесался. Высокий Гость был окружен вооруженными до зубов детьми в юбочках из папоротников. Непритязательный текст его выступления я, к сожалению, не помню – помню только, что номер имел грандиозный успех, за который меня и наградили доносом.
