Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Закончив лекцию, подполковник справился:
— Товарищ лейтенант, вам все ясно?
— Так точно!
— Мне тоже. За все время службы никогда не слышал ответа хуже вашего! «Ткань», «наконечник»… — передразнил он Киндинова. — Только еще и оставалось, как древко чем-то вроде слеги назвать! Все! Вы свободны! Командир роты — тоже! Пока сюда никого не запускать: мы посовещаемся…
Двумя голосами против одного комиссия приняла решение оценить ответ Марата «неудом».
Позднее Пекарин объяснил Киндинову:
— Мы с Булаком к командиру части пошли. За тебя, олуха, биться. Доказывать, что Чердаков на зачете себя предвзято вел. Ну, Сергачев, конечно, немедленно к себе Анюшкина выдернул. А тот, как только про знамя услышал — ну, что ты, из чего оно состоит, толком не назвал, моментально сторону «зампоуча» принял. Данное дело, мол, политическое. И если он — ты, стало быть, — даже этого не знает, то о чем дальше дискутировать? Двойки еще и многовато, следовало бы единицу влепить. Командир «неуд» и утвердил. Неделю срока тебе дали — и дальше на пересдачу.
Ротный пожевал губами и риторически вопросил:
— И вот за какие такие заслуги ты на мою голову свалился? Чужую беду руками разведу, а к своей ума не приложу. Одно слово: «пиджак»! — и демонстративно отвернулся к окну.
Строптивый подчиненный трудно промолчал — стоящий к нему спиной начальник не обратил внимания на его напряженно замершую фигуру, стиснутые зубы и натянувшуюся кожу на плитах рельефно выступивших острых скул, вмиг покрывшуюся густым румянцем…
* * *По субботам учебные занятия в ШМАСе проводились только до обеда. Отпустив своих подчиненных на недолгий — перед приемом пищи — перекур, Киндинов направился в казарму, на ежедневное короткое совещание офицеров подразделения в конце рабочего дня.
В канцелярии мрачный Пекарин сразу объявил ему:
— Немедленно собери конспекты своих воинов и представь Равчуку для контрольной проверки. В понедельник, прямо с утра, назад получишь.
— А по какому предмету?
— Не понял, что ли? По всем! — раздраженно буркнул обычно сдержанный ротный и полез в сейф за сигаретами, к которым прибегал только в минуты сильного волнения или, напротив, великого удовольствия. Закурив и глубоко затянувшись, он с долей иронии пояснил: — Обкладывают тебя, мой бедный Марат, со всех сторон и конкретно. Даром, что ли, Равчуку на выходных в поте лица пахать приказано? Из чего следует, что команду «фас!» уже дали, осталось только технически жертву на клочки разорвать. Вот она, цена твоей никчемной жалобы!
Пекарин жадно затянулся и не спеша выпустил дым из сложенных колечком губ.
— Что смотришь невинными глазками? — все сильнее раздражался он. — Накосячил по-великому один, а в говно всю роту мордами макать будут! И, прогнозирую, долго!
— И что я, по-вашему, должен сейчас делать? — неожиданно огрызнулся Киндинов, лицо которого постепенно багровело.
— Не знаю! — свирепо бухнул начальник кулаком по столешнице. — Повеситься! Тогда, за смертью, точно все грехи спишут! Великий российский принцип! — И в очередной раз затянулся всей грудью.
Командиры взводов старались на проштрафившегося сослуживца не смотреть и в разговоре участия не принимали. А вот заместитель командира роты по воспитательной работе капитан Плешков — худой до костлявости блондин с квадратным лицом и прической «каре» — негромко кашлянул.
— Разрешите, Виталий Тимофеевич?
— Ну?
— Тут вот еще какое дело. Только что узнал: на Марата, в его НИИ, откуда его к нам переводили, из штаба запрос послали. В плане, как он себя там зарекомендовал и все такое прочее…
— Час от часу не легче! — возмущенно изрек Пекарин. — Где тонко, там и рвется; где худо, там и порется. Киндинов! Ты сам-то что думаешь, ну, насчет тональности ответа?
— Я же вам рассказывал, как меня новый начальник всячески с места выживал, — тихо напомнил лейтенант. — Уверен: он грязи не пожалеет.
— Спасибо, удружил! — Пекарин досадливо затянулся в остатний раз и с силой, тычком раздавил бычок в керамической пепельнице хрущевских времен: медведь (с давно отколотым ухом) обнимает кадку из-под меда. Затем извлек из брючного кармана-пистончика почти раритетный довоенный хронометр Чистопольского часового завода с «двойными» цифрами (над единицей — тринадцать, над двойкой — четырнадцать и т. д.) на цепочке — дедово наследство.
— Ого! Засиделись сегодня. Хрен с ним, понедельник субботы одно мудренее. Закрываем тему. Кто у нас сегодня «безответственный ответственный»?
— Дежурный клоун к вашим услугам! — пошутил капитан Ляльев.
— Вот и славненько. Контролируй, бди, и не вздумай смыться раньше отбоя. Остальные — свободны!
Однако отдохнуть тем вечером ни ему, ни Киндинову толком не удалось: в роту с внезапной проверкой около пяти вечера прибыл подполковник Чердаков. Капитану Ляльеву и старшине подразделения старшему прапорщику Фильберту быстро стало ясно: цель визита начальника — накопать как можно больше недостатков.
Отыскивать их «зампоуч» начал с комнаты для хранения оружия. Войдя туда, он именно во взводе лейтенанта методично перебрал все противогазы и радостно обнаружил на двух их коробках поржавевшие краешки, а на одной из противогазовых сумок — бирку с полустершейся фамилией. Автоматы же объявил «вкупе недостаточно смазанными».
Затем он продефилировал в кладовую, где особенно интересовался комплектами парадного обмундирования пятьдесят пятого учебного взвода, чуть ли не обнюхивая их и внимательно проверяя правильность клеймения кителей, брюк и галстуков. Разумеется, без накладок и тут не обошлось.
Потом придирчиво оценивалась заправка коек все того же подразделения, причем Чердаков не поленился заглянуть и под матрасы первого яруса, обнаружив там пару грязных носков, победно продемонстрированных заместителю командира роты и старшине.
Дошла очередь и до содержимого прикроватных тумбочек, откуда торжественно было извлечено несколько «неуставных предметов»: конфеты, куски хлеба, ушные палочки, детский крем, два зарядных устройства для мобильных телефонов… Особенно долго проверяющий размахивал прошлогодним журналом «Максим», добытым из тумбочки сержанта Шешени, и кричал, что в роте насаждают порнографию. Журнал в итоге был конфискован.
В комнату информации и досуга, бытовую, умывальную, душевую и туалет подполковник заглянул тоже, но — чисто мимоходом. Однако везде и всем остался недовольным, так что около восьми вечера потребовал срочно вызвать на службу Пекарина и Киндинова. И долго потом распинался перед ними в канцелярии роты на тему «запущенности подразделения», где командир взвода «не желает и пальцем пошевелить для поддержания должного уставного порядка».
