Андрей Воронцов - Шолохов
— Приехал Михаил Александрович Шолохов, писатель, просит принять его, — доложил Резнику секретарь.
— Какой Шолохов? — встрепенулся Илья Ефимович. — Тот самый?
— Так точно.
— Ты сказал ему, что я здесь?
— Никак нет… Я сказал, что доложу вам о нем.
— Что в лоб, что по лбу! Если ты пошел доложить мне, то где же я? Учишь вас, учишь… Простота! — Резник пронзительно смотрел на секретаря красными глазами. — По какому вопросу?
— Сказал, по личному…
Резник побарабанил пальцами по столу, подумал.
— Проси.
Илья Ефимович поднялся, одернул гимнастерку. Когда в дверях появился в сопровождении секретаря румяный, глядящий исподлобья Шолохов, Резник, оскалив порыжевшие от табака зубы, пошел ему навстречу с протянутой костлявой рукой.
— Михаил Александрович! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами? Вот не чаял! Думал, по старой памяти держите зло на Резника. В Ростовское управление, знаю, вы ездите, а ко мне — ни ногой… Помнится, когда-то сильно мы воевали, горячились… Времена были нервные, случались ошибки. Ну да ведь кто старое помянет, тому глаз вон!
Михаил молча пожал Резникову руку, нейтрально улыбаясь.
— Ауэрбах, чаю! Или, быть может, коньячку?
— Можно и коньячку, — отозвался сдержанно Михаил.
— Неси, — кивнул Резник секретарю.
— Интересная какая фамилия у вашего секретаря, — заметил Михаил. — Почти как у Авербаха, нашего писательского начальника.
При упоминании Авербаха Резник несколько затуманился. Он усадил Михаила на купеческий диван с высокой спинкой, придвинул к нему чайный столик в стиле «советский ампир», изъятый, очевидно, у какого-то нэпмана.
— Читаем, читаем «Тихий Дон»! — воскликнул он. — Диспуты, знаете ли, даже устраиваем!
— Это о чем же, любопытно узнать? Кулацкий я пособник или нет? Или по какой статье меня лучше законопатить? — улыбнулся Михаил, изучая Илью Ефимовича. Резник постарел, шевелюра его заметно поредела, цыганская борода подернулась серебряными нитями.
— А вы все тот же шутник, Михаил Александрович! Хе-хе! Узнаю! — в лад ему посмеивался Резник. — От души поздравляю вас с удачей! У нас, местных старожилов, сами понимаете, особое отношение к роману. Мне уж кое-кто говорил: это не ты ли Штокман?
Илья Ефимович втайне ждал, что ему на это Шолохов скажет, но Михаил помалкивал, загадочно улыбаясь.
Насчет диспутов Резник не врал. Поспорил он, например, со своим старым приятелем Гроднером из Усть-Медведицкого окружкома партии, кто же из них выведен в романе под именем Штокмана (были они оба похожи).
— Я, как и Штокман, работал на мельнице, организовал там кружок, — говорил Резник.
— А я до революции, как и Штокман, был агентом фирмы «Зингер» на Верхнем Дону, — возразил Гроднер и добавил обидно: — К тому же у Штокмана интеллигентные манеры.
Однако, зная Михаила, Резник сильно подозревал, что Штокману еще суждено появиться в романе, как только дело подойдет к 19-му или 20-му году, когда образовалась между ним и Шолоховым вражда. И тогда неизвестно, захотят ли они с Гроднером быть похожими на Штокмана! Поэтому он не шибко настаивал на своем, хотя вообще слыл отчаянным, доходящим до исступления спорщиком.
Вошел кудрявый, похожий на барашка Ауэрбах с подносом. Резник наполнил рюмки.
— За встречу, Михаил Александрович!
Выпили, закусили лимончиком.
— Имею я к вам, Илья Ефимович, просьбу, — приступил к делу Михаил. — Слышал я, вами арестован и помещен в Миллеровский исправдом бывший казачий офицер Александр Степанович Сенин.
— Это так, — кивнул Резник. В глазах его, цветом напоминавших папиросный пепел, засветился огонек азарта. «Неужели будет просить за Сенина? — подумал он. — Любопытно, очень любопытно!»
— Я хотел бы получить с ним свидание.
Резник нахмурился.
— Видите ли, мы не даем свиданий с обвиняемыми по расстрельным статьям. Таковы правила следствия. Этот Сенин… он ваш родственник или знакомый? — с затаенной надеждой осведомился Илья Ефимович.
— Да нет, он же один из персонажей «Тихого Дона»! Он действует в конце второй книги. Только я его в жизни никогда не видел. Вы понимаете, как для меня важно повидаться с ним? Тем более, если его ждет расстрел. Получается, что это последняя возможность узнать правду о событиях, связанных с Сениным. Я мог бы обратиться прямо к Евдокимову — обычно в подобных делах он шел мне навстречу, но потом подумал: а стоит ли сразу действовать через вашу голову? Мы ведь старые знакомые, хотя наши отношения и складывались непросто. Но они, вероятно, не стали бы лучше, если бы вам пришлось помогать мне по указанию сверху. Поэтому я и поехал сюда, а не в Ростов.
Михаил блефовал: самое большее, в чем ему оказывал содействие Евдокимов, начальник Ростовского управления ГПУ, так это в допуске к архивным материалам времен гражданской войны. Он не знал, как отреагировал бы Евдокимов на его просьбу, но понимал, что в случае отказа ехать к Резнику уже было бы бесполезно. Вот почему Михаил начал действовать «снизу», а не «сверху».
Резник размышлял, вертя в пальцах рюмку. В просьбе Шолохова не было ничего неестественного, если Сенин — его персонаж. В таком мелком деле довольно глупо не пойти ему навстречу. Но такое ли уж оно мелкое? А если на самом деле они старые друзья с Сениным, как это было с Ермаковым? Если цель этого свидания — не только литературная? А вдруг Шолохов под благовидным предлогом хочет сообщить Сенину какую-то информацию с воли или, напротив, получить от него какие-то сведения? Тогда, сказал себе Илья Ефимович, было бы еще глупее отказывать ему. Свидание приобретет значение очной ставки. Никаких дополнительных фактов на Сенина им не нужно, а вот на Шолохова… Неплохая игра может получиться! — мысленно потер руки Резник. Не удалось «прокатить» Шолохова по делу Ермакова, так, может быть, удастся по делу «Союза освобождения Дона»? Только стоит ли испрашивать санкции Евдокимова? Он, вопреки надеждам Шолохова, вполне мог отказать ему, даже если бы Резник поддержал просьбу. Сенин — особый случай… Поэтому звонить Евдокимову не надо, а в случае недовольства с его стороны нарушением правил можно сказать, что встреча была проведена в рамках следственных мероприятий по делу Сенина. Здесь Резник санкции просить не обязан.
— Хорошо, Михаил Александрович, — сказал он, поставив рюмку на стол. — Вы получите свидание с Сениным. Никому другому бы не разрешил, а вам, творцу «Тихого Дона», отказать не могу. Но предупреждаю: на этой встрече будут присутствовать я и стенографист.
— Вот как… — разочарованно пробормотал Михаил. — Я, как вы понимаете, не собирался с ним ни о чем секретничать, но в писательском деле важно, чтобы человек раскрылся перед тобой, а разве раскроется он в присутствии чинов ГПУ?
