Геннадий Седов - Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века
На улицах Москвы спешно расклеивались листовки-воззвания: «Всем, кому дорога судьба демократического Отечества! Убит палач Мирбах. Немецкие шпионы и провокаторы, которые наводнили Москву и частью вооружены, требуют смерти левым социалистам-революционерам. Властвующая часть большевиков, установившая режим комиссародержавия, слепо исполняет приказы германских палачей. Вперед, работницы, рабочие и красноармейцы, на защиту трудового народа, против всех палачей, против всех шпионов и провокационного империализма! Не исполняйте приказов Ленина и Свердлова! Заря свободы не за горами!»
По мысли руководителей восстания, убийство Мирбаха должно было похоронить Брест-Литовский мир, вызвать ответные действия со стороны германского командования, привлечь на сторону восставших рабочую окраину. Из Трехсвятительного по прямому проводу был направлен ультиматум в канцелярию Совнаркома: уйти незамедлительно в отставку, передать всю полноту власти переходному правительству, воздержаться от любых действий по отношению к восставшим.
В полдень в эсеровский военный штаб в Покровских казармах прикатил на автомобиле Дзержинский, закричал с порога:
— Остановите преступный мятеж, одумайтесь! Выдайте нам убийц Мирбаха! В противном случае все будете немедленно расстреляны!
— Феликс Эдмундович, не кипятись… — подкреплявшийся за столом командующий мятежными отрядами балтийский моряк Дмитрий Попов придвинул ему стул. — Давай, выпей, — налил из трехлитровой бутыли. — Поговорим…
— Говорить будете в революционном трибунале! — отрезал Дзержинский. — Встаньте, когда разговариваете с председателем вэ-че-ка!
— Ты уже не председатель вэ-че-ка, Феликс, угомонись… Ребята… — коротко стриженный, похожий на мальчишку-ремесленника Попов повернулся к сидевшим рядом молчаливым финнам, опоясанным патронными лентами. — В подвал его. Только интеллигентно, без мордобоя…
Телефонограмма в Московский совет:
6 ИЮЛЯ. «Около трех часов дня брошены две бомбы в немецком посольстве, тяжело ранившие Мирбаха. Это явное дело монархистов или тех провокаторов, которые хотят втянуть Россию в войну в интересах англо-французских капиталистов, подкупивших и чехословаков. Мобилизовать все силы, поднять на ноги все немедленно для поимки преступников. Задерживать все автомобили и держать до тройной проверки.
Предсовнаркома В. Ульянов (Ленин)».
Телефонограмма в Московский Совет:
6 ИЮЛЯ. «Передать во все комиссариаты города и пригорода в окружности 50 верст: пропускать кроме автомобилей народных комиссаров, еще автомобили боевых отрядов. Задерживать все автомобили Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, арестовать всех левых эсеров, членов этой комиссии, особенно Закса и Александровича. Сомнительных по партийной принадлежности привозить в Кремль на выяснение.
Председатель Совнаркома Ленин».
До победы, казалось, рукой подать. Матросы поповского отряда заняли центральный почтамт, телеграф, типографию в Ваганьковском переулке. К эсеровскому полку ВЧК присоединился расквартированный на северных окраинах столицы батальон полка имени «Первого Марта» — силы восставших составили тысячу восемьсот штыков, восемьдесят сабель, четыре броневика, восемь орудий — троекратный перевес над верными большевикам воинскими подразделениями. Попов, однако, и другой военный руководитель восставших, военный комиссар Московского района Юрий Саблин, медлили, ожидали личной директивы Спиридоновой арестовать московское правительство — пойти на подобный шаг она не решалась, время шло, эсеровские части, занявшие обширный район столицы от Чистых прудов до Яузского бульвара, бездействовали, что было на руку растерявшимся поначалу большевикам — Ленин метал громы и молнии, слал телефонограммы, требовал решительных действий, смещал и назначал то одних, то других руководителей ненадежного ВЧК — оставшиеся верными большевистскому руководству войска подтягивали тем временем на руках к линии противостояния артиллерию Первой латышской батареи, открыли по мятежникам шквальный огонь, забрасывали с близкого расстояния гранатами.
Убедившись в невозможности обороняться, восставшие начали отступать по Владимирскому тракту, к утру седьмого июля мятеж был подавлен. Мария Спиридонова и четыреста пятьдесят эсеровских делегатов съезда были арестованы, нескольких схваченных участников мятежа, среди них заместителя Попова по линии ВЧК Александровича и четырнадцать чекистов, расстреляли.
Из правительственного сообщения:
7 ИЮЛЯ. «Контрреволюционное восстание левых эсеров в Москве ликвидировано. Левоэсеровские отряды один за другим обращаются в самое постыдное бегство. Отдано распоряжение об аресте и разоружении всех левоэсеровских отрядов и прежде всего об аресте всех членов центрального комитета партии левых эсеров. Оказывающих вооруженное сопротивление при аресте расстреливать на месте. Рабочие и красноармейцы призываются к бдительности. Мобилизация сил должна продолжаться. Все до единого члены левоэсеровских отрядов должны быть обезврежены».
Телефонограмма в Московский совет:
7 ИЮЛЯ, 1 ЧАС ДНЯ. «Предписывается всем районным Советам и рабочим организациям немедленно выслать как можно больше вооруженных отрядов, хотя бы частично рабочих, чтобы ловить разбегающихся мятежников. Обратить особое внимание на район Курского вокзала, а затем на все прочие вокзалы. Настоятельная просьба организовать как можно больше отрядов, чтобы не пропустить ни одного из бегущих. Арестованных не выпускать без тройной проверки и полного удостоверения в непричастности к мятежу.
Ленин».
Из дневников поэтессы Зиннаиды Гиппиус:
«Было очень глупое «восстание» левых эсеров против собственных (!) большевиков. Там и здесь постреляли, пошумели, Маруся (Спиридонова) спятила с ума, — их угомонили, тоже постреляв, потом простили, хотя ранее они дошли до такого «дерзновения», что убили самого Мирбаха… У нас вспыхнула неистовая холера. В Петербурге уже было до 1000 заболеваний в день».
Кремлевские Шекспиры
Осторожный стук в плотно прикрытую дверь:
— Разрешите?
— А, Яков Михайлович. Милости прошу!
Сидящий за дубовым столом хозяин просторного кабинета в жилете нараспашку улыбается посетителю.
— Не спится? Чайку не хотите? Только что принесли…
— Спасибо, на ночь не пью.
— И правильно делаете. А я пью. Э-эх… — Косится глазом на кипы бумаг, разбросанные по зеленому сукну столешницы. — Разве без чая этот Монблан одолеешь… Как Андрюша?
