Артем Драбкин - Я дрался на штурмовике. Обе книги одним томом
А стрелок должен пройти учебные стрельбы по «колбасе», только тогда его отправляют на боевое задание.
– А какое вооружение у ваших самолетов было?
– Две пушки ВЯ, два пулемета ШКАСа и бомбовая нагрузка, и плюс мой пулемет. Я защищаю от захода истребителей с хвоста…
– А РСы – реактивные снаряды вешали?
– Да. Четыре РСа. На правом крыле два, и на левом два. Восемь не бывало…
– А вместо ВЯ были большие 37-миллиметровые пушки?
– Да, 37-мм в полку тоже были. Но немного.
– А еще какое-нибудь оружие применяли: ПТАБы – это маленькие противотанковые бомбы, ВАПы – выливной авиационный прибор, фосфор выбрасывать?
– Нет, не было. В основном фугасные бомбы. Мы в основном уничтожали-то пехоту, а по пехоте главным образом – осколочные.
– Вы помните, какой основной был калибр бомб, который вы возили?
– Не помню. Две бомбы большие под крылом (ФАБ-100, 250 или 50. – О. Р.). И два люка было, в них – маленькие, по сто или по пятьдесят (главным образом меньше калибром, чем 50 кг или 100 кг. – О. Р.).
– А РСы какие у вас были, вы не помните?
– РС-132, длинные зараза, вот такие. Больше метра (скорее всего РОФС-132. – О. Р.)
– РСы, по вашему мнению, эффективное оружие?
– РСы выгодное оружие по наземным целям. По танкам, по пехоте, по скоплению войск. Эти ракеты, РСы очень хорошие.
– Мы слышали два мнения. Некоторые говорили, что эти РСы убрать бы, оставить одни бомбы. Другие – лучше бомбы убрать, «рсы» оставить.
– У нас такого разговора не было. Положена боевая нагрузка на самолет: РСы, пулеметы, пушки и бомбы. Вот все.
– У вас какой боезапас был?
– Я сейчас не буду врать, не помню. Нам хватало. И мне защитить свой самолет хватало, и даже помочь соседу.
– Вы помните свой первый боевой вылет?
– Помню. 3-й Прибалтийский фронт, в сентябре 1944 года.
Мы полетели на бомбежку передовых позиций фашистов. Это было в Курляндии, на территории Латвии. Я нисколько не боялся, но волновался, конечно.
А потом делали в день от трех до четырех боевых вылетов. Мы отлетаем, отбомбимся, отстреляемся по наземным целям, разворачиваемся и идем обратно на аэродром, на заправку. Готовимся к новому вылету. На подготовку уходило примерно часа два-три…
– И часа через два опять вылет?
– Да, не раньше. Задание, на какой участок лететь, получали от командира дивизии или от командира полка. И так каждый день.
– Была ли какая-нибудь подготовка стрелков в полку?
– В полку у нас переподготовки никакой не было. Мы с училища пришли уже основательно подготовленные…
Проверяли нас так: мы из кабины стрелка стреляли по наземным целям.
Подготовка стрелков на макете кабины
– При выходе из атаки вы по наземным целям стреляли?
– Вначале не стрелял. Берег боеприпасы. Да и запрещалось, только защищать самолет и быть предельно внимательным. А позже, когда мы к Кенигсбергу подходили, нам дали указание: «Стрелок-радист может стрелять по наземным целям». Например, по колонне войск можешь лупить. Командир атакует, а потом при выходе из атаки я стреляю.
– Несколько вопросов по быту. Какое денежное довольствие было у вас?
– Курсанту выдавали где-то около трехсот рублей. В запасном полку ничего нам не давали. Всего двенадцать дней там были… В боевом полку – по восемьсот рублей.
– Как кормили вас в училище?
– В училище – хорошо, там всем одинаково давали.
– Все обычно жалуются, что в училище не хватало еды?
– Ну, как вам сказать, человек привыкает. Хватает тебе, не хватает, ты не идешь, не жалуешься. Добавки не было.
А вот в боевом полку, там уже ты можешь спросить и добавку. Первое добавку никто не брал, а добавку на второе, всегда кто хотел, тот брал.
– Как было со ста граммами водки?
– Сто боевых грамм в конце боевого дня. Кончаются вылеты, и по сто боевых грамм. Но только в дни вылетов. И независимо от числа вылетов – сто грамм.
– А если, например, плохая погода и не летали?
– Никаких сто грамм. Потому и называются – «боевые сто грамм».
– Как вас обмундировывали в училище?
– В училище: обыкновенные брюки, шаровары обыкновенные… Сапоги кирзовые, обмоток не было. А в полку зимой выдавали теплые унты, собачьи или овечьи. Шерстяные носки. Да, и унтята были, когда сильные морозы.
Повседневное обмундирование: летом шинель, а зимой меховые куртки авиационные. Свитеров не было.
– А маски были?
– Нет, не давали. Не было масок никаких. Шапка, шлем меховой и подшлемник шерстяной. Белый, да, и очки.
– Кожаные летные куртки у вас в полку были ленд-лизовские или наши?
– По-моему, только нашего производства.
– Вообще, что-нибудь ленд-лизовское вы получали?
– Нет, не видел. Не помню никаких импортных вещей. Даже тушенки.
– А трофейных?
– Трофеи только у пехоты. Мы трофеи не добывали. Я ходил в Кенигсберг не для того, чтобы искать что-нибудь, «вынюхивать»… Нет, просто интересно было. Мы ходили вдвоем. Я и еще один товарищ. В свободное время и поблизости от части.
Зашли в дом, сидит немка, дрожит. Мы ей: «Не бойтесь, мы вас не тронем. Мы просто зашли посмотреть, в каких вы живете условиях…»
И уходим. Более того, в кармане был то ли пряник или кусок хлеба, отдали. Мы не обижали их никогда.
– Какое у вас оружие личное было?
– У меня – пистолет ТТ, но были и наганы.
И были еще автоматы в кабине. У меня было специальное гнездо, с правой стороны под рукой.
Автомат – это на случай, если приземлишься на вынужденную, тогда тебе автомат может пригодиться. А если я прыгать с парашютом буду, автомат будет мешать.
– Вы сидели на ремне? Или сиденье было?
– Было мягкое сиденье. Широкое такое, как кресло. Я на парашюте еще сидел.
Потом еще ремни безопасности. Затягиваешься справа, слева. Там кнопки нажал, вставил, и все.
