Алекс Савчук - Прутский Декамерон
– Молодой человек, – крикнул я ему, ускоряя шаг, – ну-ка притормозите на минутку.
Женя обернулся, увидел меня и остановился, широкое добродушное лицо его расплылось в улыбке.
– Привет, Савва, бармен наш дорогой, – сказал он, осторожно пожимая мою руку своей лапищей, больше похожей на лопату. – А я как раз в бар собрался, надеялся тебя увидеть, поболтать, по сто грамм выпить.
– Выходной я сегодня, Женя, но, ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, так что и поболтаем, и по соточке выпьем, это без проблем, – сказал я, стараясь приноровиться к его широкому шагу.
– Работа сегодня у меня была тяжелая, – пожаловался он, показывая свои исцарапанные во многих местах руки. – Ремонтируем автобус, послезавтра выходить в рейс, вот и ковырялись в моторе целый день.
Женя давно уже не тренировал, хотя он, мастер спорта СССР по пяти видам борьбы – вольной, классической, самбо, дзюдо и национальной, трынтэ и любил свою работу, но на тренерскую зарплату в сотню с небольшим рублей не проживешь, его, вон, только прокормить целая задача – метр девяносто три рост, сто десять килограммов вес – Геркулес, да и только. Да и супруга Жени, работая секретаршей, такого мужа, да еще с двумя сыновьями-подростками, сложением похожими на медвежат, на две небольшие зарплаты не могла содержать. Поэтому Женька и подался в водители-автобусники, где можно было хоть какую-то денежку зашибить. Хотя и там, у автобусников, тоже бывает по-разному: когда в рейсах, вроде есть живые деньги и ни в чем себе не отказываешь, правда и вкалывать приходится чуть ли не круглые сутки; а потом, когда стоишь неделями на ремонте, всем – кладовщикам, слесарям, механикам трешки, пятерки и десятки без конца раздаешь, а для семьи ни хрена не остается.
– Сколько ты теперь весишь, богатырь? – шутливо спросил Женя, хлопнув меня ладошкой по животу.
– Готов выступить, уважаемый товарищ тренер, хоть на первенстве Союза, – заверил его я, демонстративно втягивая живот. – Только в полумягкой весовой категории.
Мы рассмеялись. Что-что, а в весе я с тех пор, как занимался борьбой, действительно прибавил. Помнится, несколько лет тому назад в Кишиневе на первенстве республики, где я стал призером и вошел в сборную, нам с Женей за обедом повезло сидеть за одним столом вместе с легендарными ветеранами – Самбистами Василием Усиком, Георгием Гуцу и Володей Шарканским – многократными чемпионами и призерами страны по самбо; призерами Европы и мира – по дзюдо. Несмотря на то, что первые двое весили за сто килограммов, ели они вполне умеренно, перед каждым на столе была обычная порция. У меня же на обед кроме первого и салата было три порции второго, три чая и еще что-то там из сладенького. Поглядывая, как я «наминал» за столом, работая ложкой и вилкой, Гуцу – двухметровый гигант, весящий около ста сорока килограммов, сказал басом:
– Ты, парень, если будешь так же бороться, как жрешь, обязательно станешь чемпионом мира.
Все тогда еще посмеялись добродушно. Чемпионом мира я, конечно, не стал, несколько раз еще был в призах на республиканских соревнованиях, и этого мне для удовлетворения собственного честолюбия хватило.
– А тебе, Женя, позавидовать можно, – сказал я оглядывая тренера. – С таким весом и ростом ты кажешься даже стройным.
Тренер на мои слова добродушно усмехнулся.
Войдя в вестибюль ресторана, мы, свернув налево, направились в бар, поприветствовали стоявшего за стойкой Залико, сына грузинского народа, присели напротив и я попросил его налить нам по соточке водочки.
– Только чтобы ледяная была, – напомнил я, указывая на холодильник, где в морозильном отделении содержалось несколько бутылок именно для таких случаев. Коллега отвинтил у покрытой инеем бутылки крышечку, наполнил две рюмки, тут же засеребрившиеся изморозью; водка лилась тяжело и плавно, без булек – при низкой температуре она становится густой и тягучей словно ликер. Соприкоснувшись рюмками, накатили мы с Женькой по первой. Легко пошла, незаметно, пробежала внутрь организма водочка, словно маленькую льдинку проглотил. Затем повторили, и Залико, вздохнув, поставил перед нами тарелочку с двумя бутербродами с копченой колбаской.
– Свой абед атдаю, – не сдержавшись, сказал он. – Дла друзэй не жалка.
– Заслушил камплимэнт, маладэц, – отреагировал я, копируя его грузинский акцент и вновь поднял свою рюмку:
– Давай, дорогой тренер, за твое здоровье и благополучие. И чтобы ты пореже стоял в ремонте.
За разговорами и воспоминаниями прошло не менее часа, мы с Женей «уговорили» одну поллитровку и принялись за вторую.
– Может, поднимемся наверх, – сказал Женя, платком вытирая с покрасневшего лба испарину. – Закажем чего-нибудь закусить. А то что эти бутербродики, только аппетит раздразнили.
– Резонно, – согласился я, и мы, покинув свои места, поднялись в ресторан. Наверху мы разделились: Женя отправился искать место поудобнее, а я – официантку, которая бы нас по-скорому обслужила. Едва мы вошли в зал, я своим натренированным взглядом окинул едва ли на четверть наполненное помещение и тотчас приметил, что в одной из кабинок веселились какие-то ребята с девушками, явно приезжие, – их там было не менее десятка. Уговорив официантку Вику – мою давнюю любовь, оперативно нас обслужить, я отправился искать другую свою «любовь» – Машеньку.
Невысокая, стройная брюнетка с горячей гагаузской кровью, текущей в ее жилах, Маша работала у нас вот уже несколько месяцев, и при одном лишь взгляде на нее я возбуждался необыкновенно, но, как ни странно, до сих пор до своей охмурительницы я не добрался, потому что эта знойная турчанка – хитрющая бестия – каким-то образом умудрялась ускользать от меня, каждый раз находя для этого все новые поводы и отговорки. Кондрат, наблюдая за моими мучениями, только посмеивался – он-то еще в первый день, как Маша пришла работать в ресторан, утащил девушку к себе домой и отработал с ней в постели по полной программе. К моему удивлению, расстройству и даже некоторому разочарованию.
Я нашел Машеньку возле буфета и притянув ее к себе зажал в угол.
– Машуня, – сказал я. – Имей совесть, не избегай меня, ты же знаешь, что я по тебе с ума схожу, на глазах сохну? Ты должна быть моей, слышишь?
– Ну хорошо, Савва, хорошо. Я обещаю тебе, сегодня… – легко согласилась девушка, поднимая на меня свои пронзительно черные глаза. – И после секундной паузы добавила:… – ну правда, сегодня – это уже точно. – Выражение ее глаз было серьезным и на этот раз мне почему-то захотелось ей верить, потому, что во время наших предыдущих разговоров ее глаза буквально смеялись надо мной. – Только ты больше не пей, хорошо, милый. – И, мягко прикоснувшись ладошкой к моей груди, Маша отправилась по своим делам. С полминуты я простоял на месте, закрыв глаза; тепло от прикосновения ее руки огнем разлилось по всему моему телу.
