Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР… - Молчанов Андрей Алексеевич

В пустынную, еще не проспавшуюся Москву прибыли ранним утром, бросив машины на стоянке возле дома и немедленно завалившись спать.

— Мне проще было бы купить тебе новый «Кадиллак», — сказал Хантер, подбивая подушку. — Его стоимость несопоставима с ценой того риска, на который мы пошли. В эту ночь я то и дело вспоминал Вьетнам и его джунгли… Боже, как мне идет одеяло…

Я мрачно кивнул, призадумавшись над своей несусветной глупостью со столь тяжким и суетным приобретением фешенебельного заграничного агрегата, воистину олицетворявшего чемодан без ручки. Зачем он мне понадобился в Москве? Дабы показать публике, которой до меня нет никакого дела, насколько я благополучен и состоятелен? Или продемонстрировать это перед семьей, безо всяких «Олдсмобилей» воспринимающей меня как свою незыблемую опору? И понял: как бы меня ни очаровывала Америка, мой дом здесь, и я наивно тащу из чужедалья все то, что раскрасило бы мою привычную серенькую жизнь на Родине. Жизнь, которую я на благости и удобства чужедалья не променяю, сколько бы в нем ни пришлось пребывать.

«Олдс», потерявший всякую привлекательность своей респектабельной заморской наружности после облепившей его грязи российских дорог, сонно торчал на автостоянке в ожидании своей дальнейшей судьбы, чьим распорядителем поневоле оказался дурачок, закупивший его в жульнической сутолоке аукционного надувательства.

Дурачок, то бишь я, кинулся поднимать все известные связи, способные возродить к механической жизни этого усопшего железного конягу, скомпонованного на конвейере космически далекого от древней славянской столицы, безликого и безбожного города Детройт.

Мне был знаком некий автомобильный мастер Леша, специалист по иностранным маркам машин, и павший на него выбор в качестве компетентного лица, способного реанимировать американскую четырехколесную рухлядь, оказался верным: Леша перетащил «Олдс» в свой гараж, быстро разобрал двигатель, после чего вынес неутешительный вердикт:

— Пациент безнадежно мертв.

Выяснилась и причина фатальной неисправности: кусочек алюминиевого литья оторвался от блока двигателя, намертво закупорив маслопроводящий канал, давление смазки упало, а далее пошел износ вкладышей, коленвала и прочих потрохов агрегата, приведший к его фатальному разрушению.

Кроме того, движение в нейтральном положении коробки передач было недопустимо, и теперь ее внутренности представляли собой своеобразный коктейль из разрушенных шестерен, втулок, прокладок и прочих деталей, чью гармонию, выверенную в микронах, создавали тонкие инженерные идеи, не предполагавшие учиненного нами варварства над великолепием их творения.

— Итак, у вас имеется красивый кузов, — констатировал Леша. — С комфортабельным салоном. К нему нужен движок и трансмиссия. Когда они приедут из Америки, машина поедет. А пока плюс в этом транспортном средстве только один, он на аккумуляторе. Так что, если хочешь сохранить ее себе, чтобы бибикать, могу сделать звуковой сигнал погромче. Это, между прочим, хороший вариант, когда трудно отремонтировать тормоза.

Цена запчастей выливалась в сумму запредельную, о чем я с огорчением поведал Леше, кто, ковыряясь в чесавшемся ухе отверткой, задумчиво произнес:

— Тогда дай объявление в газету. Типа: «Христа ради! «Олдсмобиль»! — затем, посвятив минуту последующим раздумьям, неуверенно продолжил. — Конечно, возможен эксперимент… Если воткнуть в агрегаты переточенные запчасти из отечественного автопрома, есть шансы на воскрешение… Но это — теория…

— Воплощай ее на практике! — взмолился я.

Через неделю я вновь навестил кандидата в свои спасители, узрев в его гараже впечатляющие декорации в виде десятка ватманских листов, развешанных по стенам с чертежами разнообразных механических сочленений будущих хитроумных конструкций. Эти полотна задрапировывали прежние плакаты с орнаментом популярных актрис в легкомысленных купальниках — могучие источники познания театра и эротического вдохновения.

Одна из плакатных фигуранток была мне сердечно знакома и, сравнив ее двумерную полуголую ипостась с хранящимся в памяти трехмерным оригиналом, я пришел к сентиментальному выводу: «Похожа…»

— Работа практически научная, — говорил Леша, дорисовывая на ватмане фломастером очередную деталь. — В автодорожном институте такие идеи потянули бы и на докторскую диссертацию… Мы приведем в чувство эту американскую вакханалию путем внедрения в нее деталей от пяти советских машин. В том числе — от двух грузовых. Но на их закупку мне потребуются купюры…

Я с готовностью отсчитал необходимые средства.

— Деньги меня не волнуют, скорее, они меня успокаивают, — прокомментировал Леша, умещая аванс в бумажник. — К тому же, сейчас на моем счете цифра с шестью нулями и других цифр на нем, увы, нет. В стране перестройка, деньги — роскошь, таланты бессмысленно гибнут…

И вот, по прошествии месяца произошло чудо: движок «Олдсмобиля» застрекотал, как веселый июльский кузнечик, машинка выползла из коробки гаража под московское небо, и даже солнце, вышедшее из-за туч, радостно заиграло на отмытой эмали, вспыхивая на ее полировке сотнями золотистых искр.

— Гарантии даю следующие, — говорил между тем Леша, пересчитывая свой трудно заработанный гонорар. — До Минска, к примеру, эта тварь доползет уверенно, но счастливый обратный путь вынужден поставить под вопрос. С другой стороны — кто знает — вдруг, фрагменты созданного мною конгломерата подружатся между собой и сольются в гармонии, как граждане в общих усердиях при коммунизме. Но с этой утопией нас уже накололи, так что, добирайся до стоянки, глуши мотор и начинай искать покупателя. Желательно — неконфликтного.

Уже через час я убедился, что в стране процветающего дефицита, ликвидный товар не залеживается ни на мгновение. Я не успел еще закрыть дверцу машины, припарковав ее возле дома, как возле меня остановился облезлый «БМВ», из которого вылезли двое кавказцев в кожаных куртках и синтетических спортивных брюках, спадающих на пожеванные кроссовки, тут же коротко меня вопросив:

— Продается?

— Думаю, да… — промямлил я.

— Сколько хочешь?

Я обозначил сумму, едва компенсирующую стоимость машины и ее состоявшегося ремонта, однако меня устраивающую.

— Пиши доверенность, — сказал один из кавказцев, бесцеремонно усаживаясь за руль и, примеряя свою пятую точку к удобствам бархатного кресла, ерзая в нем, как школьник на подсунутой ему под зад сотоварищами канцелярской кнопке.

От кавказцев душно и пряно несло откровенным криминалом.

— Деньги прямо сейчас, нотариус рядом, где магазин «Рыба», — продолжали кавказцы. — Не бойся, доллары можешь сразу себе домой оттаранить… — и мне тут же была вручена потрепанная пачка американской валюты.

На «Олдсмобиле» еще красовались просроченные нью-йоркские номера, я не успел заплатить смехотворную по тем временам таможенную пошлину, но горячих парней, изнывающих от желания заполучить сверкающую иностранную машинку, единственную, подозреваю, этой марки в Москве, эти факты ничуть не смущали.

— Давай доверенность! — наступали они. — Дальше — наши проблемы!

То, что за проблемами дело не встанет, я нисколько не сомневался, но вслух данную мысль по понятным причинам не озвучил.

Домой я вернулся с небольшим грузом полученных денег и с тяжкой ношей предчувствий, что исчезнувший из моей жизни «Олдсмобиль» способен возвратиться бумерангом будущих разбирательств с уголовной шушерой, когда он застопорит свое движение в пространстве Москвы уже бесповоротно и навсегда, как упокоившийся в земной тверди метеорит.

Кавказцы позвонили мне через два дня. Своего телефона я им не оставлял, что являлось признаком нехорошим и настораживающим.

— Слушай, друг, в твоем машина что-то звякает в мотор, — сообщили мне ожидаемую новость. — Очень плохо звякает. Если ты продал нам фуфло, то лучше возьми сразу обратно. — в тяжелом чеченском акценте собеседника звенела недвусмысленная угроза.