Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Ночь 23 апреля мы провели в Леньяно, потом пытались переправиться через Адидже, чтобы попасть на тыловую базу корпуса в Сан-Стефано. Все мосты были разрушены авиацией, и нам опять пришлось искать переправу. Между тем даже по ночам все дороги подвергались непрерывным налетам истребителей-бомбардировщиков. У Сан-Стефано я собрал штаб корпуса, тех его офицеров, которым группами удалось уйти за По. 24-го я вновь оказался в расположении командующего армией в его штабе, который находился между Вероной и озером Гарда. В течение ночи мы попытались идти дальше по долине Адидже и восточной дороге у озера Гарда к селению Ала, но нас задержали заторы на дорогах. Следующей ночью мы удачно прошли перевал Пазубио и добрались до горного селения Ронки. Там мы организовали полевой штаб и на горном воздухе восстановили свои силы после многих бессонных ночей.
В это время неожиданно вновь обнаружились два бывших штаба дивизий – 94-й пехотной и 8-й горной. Из разрозненных частей, в основном из других соединений, они организовали оборонительную линию от озера Гарда до перевала Пазубио. Из тыла пришло небольшое пополнение, состоящее из курсантов офицерской парашютной школы и горной школы СС. Так появилась возможность собрать пехоту для того, чтобы занять долину Адидже и горы между ней и озером Гарда, но артиллерии там уже не было, ее задачи взяли на себя зенитные батареи сухопутных войск и люфтваффе.
Теперь противник прекратил все атаки. Мы задавались вопросом, не истощились ли его силы, но предполагали, что, скорее всего, он больше не видит смысла в том, чтобы рисковать жизнью своих солдат.
Дороги, ведущие на север, были забиты бесконечным потоком отставших от своих частей солдат. Если бы мы уже давно не привыкли к подобным сценам, то должны были увидеть в этом свидетельство полного краха. Разбитая пехота откатывалась назад еще со времен прорыва у Кассино, иногда со своими командирами, иногда без них. Такого рода марши абсолютно ослабленных сил на этом фронте впечатляли больше, чем во времена отдельных кампаний Первой мировой войны. По этой же причине у войск не было поводов бунтовать. Любой солдат, с кем ни поговоришь, рассказывал одну и ту же историю: часть разбили или окружили с фланга, пробирался через линию фронта, а сейчас намерен выполнять приказ двигаться к сборному пункту в тыловой район. Ни разу не удалось выяснить, кто отдал такой приказ. Невозможно было и собрать этих отставших солдат на новой оборонительной линии в чужих частях. Каждому из них невыносима была перспектива остаться без своей полевой почты и не в окружении привычной солдатской семьи.
Тем не менее эти пехотинцы не выглядели деморализованными. В отличие от 1918 года, они вели себя достойно. Всех их, без исключения, нельзя было обвинить в трусости или в неподчинении приказу. Их учили, что в случае, если на линии фронта нет организованного боевого порядка, они должны отходить в тыловые районы, что, на их взгляд, было единственным способом восстановить силы для новых боев.
Находясь южнее По, я все время пытался собрать этих отставших солдат и вернуть их в те части, которые еще вели бои. Но подобного рода несогласованные приказы реальных результатов не имели, так как сами командиры были порядком измотаны физически, чтобы оценить важность именно такого порядка действий. После катастрофы такого масштаба, то есть после прорыва противником всех боевых порядков и последовавших за этим длительных маршей, переправ через реки и многих бессонных ночей, единственное, что можно было сделать с изможденной пехотой, – это довериться инстинкту простого солдата и заново формировать части в глубоком тылу.
Мы заняли так называемую «Голубую линию», на которой впервые за долгие годы войны я обнаружил действительно мощные и глубокие фортификационные сооружения. Они сохранились со времен Первой мировой войны! Но противник намеревался обойти заблокированную восточную дорогу у озера Гарда и, используя машины-амфибии, высадиться на его северном берегу, исключив таким образом для нас возможность обороны «Голубой линии».
29 и 30 апреля я провел в доме графа Фредериготти в Памороло, близ Роверты. Обстановка была напряженная. Граф понял мое отношение к нацистскому режиму. Его семья принадлежала к аристократии Южного Тироля, и они давно стали швейцарцами, хотя и имели дом в области Трентино. Он был женат на графине фон дер Штраатен, отец которой возглавлял испанскую школу верховой езды в Вене. Так что я, можно считать, находился в гостях у немцев.
Фредериготти предоставил убежище одному старейшему члену организации Тодта[33], состоявшему в чине, равном генеральскому. Этот человек явно хотел перейти на сторону противника. Я убеждал его ехать на север, но в Роверто он осуществил свое намерение.
Я знал, что Фредериготти поддерживал Итальянский освободительный комитет. Каждый день он ездил в город для того, чтобы обсуждать, какие меры следует предпринимать против немцев, и, разумеется, это были его право и его обязанность как гражданина Италии, законное правительство которой находилось теперь в состоянии войны с Германией. На обед ему приходилось возвращаться в свой элегантный дом, где мы должны были размышлять, как спасти этот район от дальнейших военных действий, становившихся уже бессмысленными.
КАПИТУЛЯЦИЯ ГРУППЫ АРМИЙ «Ц»
1 мая 1945 года. До обеда я покинул свою квартиру у графа и перебрался в Маттерелло, что в семи километрах от Тренто. Там я нашел симпатичную виллу с причудливым парком и видом на долину Адидже. Хорошо бы было провести в этом месте недели две, но я оставался там только в течение двух дней, а ночи проводил где придется, потому что в это время события начали принимать зловещий оборот.
Накануне мой собственный командующий генерал Лемельсен позвонил мне по телефону, чтобы сообщить, что Кессельринг отправил фон Фитингофа, командующего группой армий, и генерала Реттигера, его начальника штаба, в генеральский резерв. Командование группой армий принял генерал Шульц, неизвестный для нас человек, но, к счастью, начальником штаба у него стал генерал Венцель, которого мы хорошо знали как бывшего начальника штаба у Фитингофа.
1 мая во второй половине дня Лемельсен снова позвонил мне и сказал, что Реттигер отдал приказ арестовать только что назначенных генералов Шульца и Венцеля и попросил Лемельсена, как старшего армейского командира, немедленно прибыть в штаб группы армий, чтобы взять командование на себя. Лемельсен отказался, поскольку не мог выполнять приказы Реттигера. Очевидно, фон Фитингоф и Реттигер превысили свои полномочия в переговорах с противником. Лемельсен проинформировал меня также, что получил от Кессельринга письменную инструкцию, запрещающую вести переговоры до особого приказа.
В 16.30 меня срочно вызвал Лемельсен для того, чтобы я взял на себя управление в штабе армии в Фаи, так как потребовалось его присутствие в штабе группы армий.
В Фаи я получил от начальника оперативного отдела полковника Рункеля следующую информацию: генералы Шульц и Венцель снова на свободе и осуществляют командование. Генерал-полковник фон Фитингоф, покинувший, согласно инструкции, Больцано вместе с обергруппенфюрером СС Вольфом, при посредничестве подполковника фон Швайнитца договорились о перемирии с главнокомандующим союзников на Средиземноморском театре войны фельдмаршалом Александером. Соглашение должно вступить в силу в два часа дня 2 мая и уже не может быть расторгнуто. Командующие 10-й и 14-й германскими армиями, командующий люфтваффе в Италии (генерал фон Поль) и, главное, обергруппенфюрер СС Вольф приняли решение о перемирии, так как полностью разгромленная группа армий оказалась отрезанной от своего отечества в результате продвижения противника из Гармиша в направлении Инсбрука, а также ввиду того, что нехватка оружия, горючего, боеприпасов и провианта сделала дальнейшее сопротивление бесполезным.
Так как наше положение оставалось неясным, я позвонил своему другу Венцелю. Он рассказал мне, что они с командующим соблюдают в настоящее время это соглашение и что все разрешится «достойным» образом. Такая информация меня не совсем удовлетворила, и я попросил позвать к телефону Лемельсена, но вместо него подошел Шульц. Он сказал, что его поставили перед фактом и он не в силах что-либо изменить. Поскольку отведенное на согласование время истекало, он сам по собственной воле предложил Кессельрингу утвердить соглашение в течение получаса.
Позднее Лемельсен снова позвонил мне и приказал, чтобы к двум часам дня 2 мая наша армия прекратила огонь и любые передвижения, кроме доставки провианта. Кессельринг был недосягаем, но его начальника штаба генерала Вестфаля держали в курсе. Генерал Шульц, новый командующий группой армий, понимал, что надо подчиниться достигнутому соглашению. Генералы фон Поль и Герр уже отдали соответствующие приказы подчиненным войскам. В Берлине скончался Гитлер.
