Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Существовало две категории партийных уполномоченных – фанатики и осведомители, запуганные и легковерные так называемые «добропорядочные парни». Я заставил командиров дивизий выбирать этих политработников из личного состава собственных дивизий и, естественно, из категории доверчивых. Так было проще, потому что фанатики, как правило, не могли похвастаться тем, что хорошо проявили себя в бою и имеют за это награды. Если на передовой и находились какие-нибудь фанатики, обладавшие такими достоинствами, то они, как правило, не проявляли энтузиазма заниматься подобным делом. Они чуяли недоброе и всячески уклонялись от того, чтобы их выделяли именно таким образом. Поэтому большинство партийных представителей относились к типу легкоуправляемых и ограниченных, готовых без всяких наград занять этот пост, дабы избежать худшего.
Несмотря на ограничение деятельности нацистских уполномоченных, проводить воспитательную работу в войсках становилось все труднее. Летом 1944 года германские карты все еще служили доказательством того, что территория, занятая немецкими войсками, больше, чем все территории, захваченные союзниками. Между тем такая картографическая стратегия становилась все опасней и вскоре сама уничтожила свою цель, ибо слишком явно свидетельствовала не в нашу пользу. До 1942 года державы «Оси» все время наступали, но потом оккупированные ими территории начали ощутимо сжиматься. До 1941 года успехи германских наступательных операций заставили некоторых людей, на которых мы полагались больше, чем надо было, поверить, что даже после больших отступлений Германия всегда способна снова наступать. Такие люди, в большей степени доверчивые, чем что-либо понимающие, с радостью воспринимали любые новости вроде сообщения о наступлении Рундштедта в Арденнах. Они игнорировали тот факт, что еще в 1942 году наступление немцев в России лишь производило впечатление успеха. Даже тогда чаша весов перевешивала в пользу военной мощи союзников, и такое развитие событий невозможно было остановить гениальностью всех, вместе взятых, боевых командиров, планы которых в любом случае уже не могли повлиять на исход войны. Оптимисты были сильно разочарованы, когда наступление Рундштедта оказалось лишь последней конвульсией уже побежденной нации, не имевшей такой политической системы, которая способна прекратить войну. Сделать это означало уничтожить существующий режим, а такая попытка 20 июля потерпела провал.
В Италии моральный дух германской армии подрывался растущим теперь, и не без оснований, страхом. Мы предполагали, что Гитлер будет искать последнее прибежище в Южных Альпах, и тогда наших солдат призовут сражаться до конца, ведь это то, чего всегда ждал от них Гитлер. Однажды он произнес такие слова: «Бог простит за последние часы перед нашей окончательной победой». И действительно, находились люди, которые верили загадочным намекам на чудодейственное оружие – боевые средства, способные с помощью «электричества» или «лучей смерти» уничтожить всех врагов Германии, так чтобы в живых остался только немецкий народ...
Вопреки этим страхам и галлюцинациям надо было сохранять спокойствие. Надо было избегать бессмысленных жертв и сберечь массу людей, чтобы они смогли вернуться к себе на родину. Если не получится, то мы предпочли бы плен, потому что, в отличие от плена на Восточном фронте, он благополучно приведет нас домой.
Даже командирам своих дивизий я не мог раскрыть сведения, которыми располагал. Они касались тех мер, которые предпринимало командование группы армий, чтобы свернуть здешний театр войны. Если это и так, то совсем не обязательно, что в итоге наступит мир. Чем больше я бывал в войсках, тем очевиднее становилось, что мирные усилия вызовут протест не только у твердолобых нацистов, но и у многих офицеров старой закалки, которые всегда, а во время войны особенно, отвергали любое предложение нарушить присягу. Сознаюсь, меня всегда удивляло, что даже офицеры-антифашисты так мало знали о преступном характере нашего политического руководства. Во время войны они считали своим долгом закрывать глаза на все неприятные новости. Гитлер по-прежнему оставался для них «законной властью», которой они поклялись в своем повиновении и своей лояльности. Таких людей, а они составляли большинство во всех германских армиях, непросто было уговорить на сепаратную капитуляцию на данном театре военных действий.
По мере того как причины продолжать войну становились все менее убедительными, труднее было и излагать правильную позицию войскам. В конечном счете все, что оставалось, – это призвать их сплотиться в столь грозный для нас час, верить своему фюреру и соблюдать дисциплину.
Сложное было положение, потому что подобные увещевания характерны для военного поражения. Естественно, ничто так не поднимает моральный дух солдата, как победа. Как же давно их у нас не было! Ежедневно мы терпели одно поражение за другим и дошли до того, что стали называть «победой» всего лишь успешную оборону какой-либо позиции. А наши противники были близки теперь к настоящей победе и полному уничтожению врага. Тем временем мы, побежденные, искали утешения в утопическом оптимизме – «эликсире для слабых», который в конечном счете никого не мог обмануть.
Тот, кто увиливает от правды, вынужден поплатиться за это доверием ближних. В то же время человек, рисующий ситуацию такой, какая она есть на самом деле, обречен сеять уныние. И нацизму не удалось избежать такой альтернативы. Следовательно, на этой, последней, стадии войны прозревшие солдаты оказывались более надежными, чем обманутые приверженцы Гитлера. Тот, кто смотрит в лицо своей судьбе, поймет это изречение: «Nec metus nec spes» (ни страха, ни надежды).
РАЗГРОМ ГРУППЫ АРМИЙ «Ц» В ДОЛИНЕ ПО
Старшим командирам германской армии в Италии всегда было ясно, что в случае мощного наступления противника фронт на Апеннинах не удержать. Генерал-полковник фон Фитингоф, сменивший фельдмаршала Кессельринга на посту командующего группы армий «Ц», несколько раз предупреждал об этом ОКБ.
Естественно, я обдумывал ситуацию, в которой окажется 14-й танковый корпус. Я по-прежнему считал, что корпусу придется встретить один из главных ударов противника. Установившаяся практика просить подкрепления заставляла меня предъявлять доказательства существования предполагаемых районов сосредоточения усилий противника, что я постоянно и делал. Тем не менее, даже командующие группой армий и армией считали, что противник ударит вниз с Апеннин в долину По с какой-нибудь ближайшей к этой долине позиции. А это означало, что он двинется в направлении Болоньи. Однако в ходе зимнего наступления я начал сомневаться, что противник будет действовать именно так. В период наступления на Адриатическом побережье и после него он ни разу не повторил серьезных атак на позиции у Болоньи. Он мог и обойтись без дорогостоящего и занимающего уйму времени наступления в горах, а вместо этого прорвать всю линию фронта на Апеннинах из долины По. После успешных для него боев на участках 76-го танкового и 73-го корпусов у него появились условия для такой атаки. Если он сможет развить этот успех и осуществить прорыв в одном-единственном месте, это решит судьбу не только 10-й, но и 14-й армии, а также Лигурийской армии на западе. Дальнейшее продвижение от юго-западной части озера Комаккьо обеспечит ему путь через Феррару на Верону. Этот город оставался единственными воротами для выхода всех еще воюющих в Италии германских войск на север. Если союзники направят всю свою военно-воздушную мощь на перевал Бреннер, они смогут практически заблокировать его. А это одна из тех ситуаций, в которых можно использовать крупные парашютные соединения. И это даже не будет отчаянной авантюрой, потому что партизаны помогут парашютным войскам на территории всей долины По. При таких условиях участие 14-го корпуса было бы возможным, но с очень большими трудностями. Я предчувствовал, что корпус будут держать на позициях как можно дольше, чтобы он служил опорным пунктом для отступающей 10-й армии, а также осуществлял защиту с фланга, а позднее действовал в арьергарде 14-й армии, и что начать вывод войск можно будет только в условиях жесточайших боев. Я не предполагал, что Лигурийская армия под командованием Грациани будет отведена. Если там начнется стремительное отступление, то итальянские части этой армии окажутся раздробленными, тогда как пока еще многочисленные подразделения германских сил на Западном альпийском фронте смогут собраться на севере По.
Эти прогнозы едва ли придавали мне уверенности. Да, боевой дух наших войск оставался достаточно высоким, но, пока не начнется большое наступление, проверить это было невозможно. Диверсионная деятельность ограничилась несколькими небольшими операциями, а основная часть войск прозябала на постоянных позициях. Чем лучше эти позиции укреплены, тем сложнее будет вести новую маневренную войну, и это меня беспокоило. Хотя дивизии в моем корпусе были неплохие, но среди них не было элитных, например моторизованных, по-настоящему мобильных и способных обеспечить защиту от бронетехники.
