Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там
Да и вообще у деда Савелия было всего лишь две вещи, которыми он дорожил, — это ботинки и коса, купленная им еще в царское время. От косы осталась только узкая полоска металла, которая, если ее грамотно отбить и наточить, позволяла накосить травы аж на всю зиму, считай, что на год вперед. Не то, что теперешние, будто сделанные из пластилина.
Насыпав в кисет граненой стопкой крупно нарубленного самосада, дед выбрался из шалаша и устроился на невысоком пне. Прижавшись спиной к стенке шалаша и прислушиваясь, как утихает боль в пояснице, он оторвал от газеты прямоугольник бумаги и большими, вывернутыми в суставах, пальцами натруженных рук насыпал на бумагу горстку табака и принялся не спеша вертеть самокрутку.
Небольшая лесная поляна с десятком ульев на ней в это свежее утро, каким оно бывает только в горах даже в разгар лета, казалась седой от росы.
Птицы, каждая на свой лад, славили день, спешили поведать о радостях жизни, чтобы ближе к полудню уступить место знойному жужжанию насекомых и ленивому стрекотанию кузнечиков.
Из летков ульев появились первые пчелы. Убедившись, что солнце еще не подсушило траву и листья деревьев, они, повертевшись на узкой дощечке, вновь скрывались в ульях.
Дед Савелий взял ведро и пошел, слегка прихрамывая, к ручью, оставляя на траве за собой темный след.
В ожидании, пока закипит вода, услышал доносившийся с неба негромкий шум. Дед поднял голову и увидел ярко высвеченную солнцем серебристую стрелу самолета. Каждое утро, почти в одно и то же время, самолет делил белой линией узко стиснутую горами полоску неба.
Раньше, глядя на самолет, дед Савелий только покачивал головой, удивляясь, как далеко шагнула техника. Слыхал он, что тот самолет летит с такой же скоростью, с какой доносится лай пса Мурзика, посаженного на цепь у дальней кромки леса.
Теперь дед Савелий знал, что только на самолете сможет добраться к так далеко забравшемуся внуку Витьке, приславшему приглашение на свадьбу.
Но дед Савелий побаивался самолетов не только потому, что никогда не летал на них.
Почти сорок лет прошло, а ему не только вспоминается, но и часто снится, как на открытом поле их взвод застали «юнкерсы».
Построившись гуськом, свесив неубирающиеся шасси, словно лапы хищной птицы, они, переворачиваясь, поблескивали изломленными крыльями и с жутким воем неслись вниз, чтоб сыпануть бомбами на вжавшихся в землю бойцов.
Левую ногу Савелия обожгло, будто кипятком, и он, мутясь сознанием, подтягивался к пахнувшей взрывом воронке.
Витька, когда был совсем еще маленьким, с ужасом поглядывал на изуродованную красно-синими рубцами дедову ногу:
— Кто это тебя, дедуля, немец, да?
Потом грозил в пространство маленьким кулачком:
— У, немец — перец, фашист проклятый!
А дед смотрел на него и думал, что после той войны все русские мальчишки до скончания века в своих детских играх будут воевать с немцами.
Дед Савелий мечтал дожить хотя бы до того времени, как Витька вернется из армии. Но Витька отслужил, побыл дома несколько дней и уехал куда-то в Тюмень, где его ждали сослуживцы. И выходило, что дед Савелий вроде бы пошел на перевыполнение плана в отношении продолжительности своей жизни.
А вот теперь Витька жениться надумал, нашел себе там, в Тюмени, какую-то кралю. Здесь ему девок мало было, что ли?
Помешивая в чугунке деревянной ложкой, дед философски подумал о времени, быстро текущем даже на этой забытой Богом поляне, отгороженной горами от мирских забот.
Суп-кулеш был готов. Дед поставил чугунок на покосившийся ящик, что успешно заменял обеденный стол, очистил луковицу, сыпанул щепоть соли. Взяв буханку черного лежалого хлеба, прижал ее к груди и круговыми движениями ножа отрезал несколько кусков. Налил из бидона шипящей медовухи.
Через несколько минут, взбодренный медовухой, дед Савелий обрел в себе уверенность и принял твердое решение лететь к Витьке. А пожить здесь с пчелами уж он уговорит своего закадычного друга, деда Федора, который и по своей инициативе часто приезжает сюда, лишь бы отдохнуть от своей сварливой жинки.
В аэропорту дед, резко ворвавшийся в бурную цивилизацию после неспешной идиллии пасеки, не понимая, куда ему идти, обратился к парню курившему у входа.
— Иди за мной, дед, я тоже туда лечу.
Парень лениво отделился от стены и, не оглядываясь, успевает ли за ним дед, вошел в здание аэропорта.
По мере того как таяла очередь у стойки регистрации, волнение все сильнее захватывало деда. И когда осталось всего несколько человек, дед чуть было не смалодушничал и не вышел из очереди.
Но в его памяти тотчас же возник рыдавший от укуса пчелы пятилетний Витька, и непреодолимое желание повидаться с внуком вновь придало деду храбрости.
Получив документы от симпатичной барышни, он заспешил вслед за молчаливым флегматичным спутником.
«Ну и голенастый, стервец», — восхищенно подумал дед о парне, штаны которого сзади украшала кожаная латка со вставшим на дыбы жеребцом. Латка путеводной звездой мельтешила почти на уровне дедовых глаз.
Парень остановился у закрытой двери голубого, оббитого жестью павильона и вновь закурил, безразлично взглянув на деда. И только когда очередной взлетевший самолет заставил деда слегка присесть, во взгляде парня появился интерес:
— Че, дрейфишь, что ли? — спросил он, снисходительно улыбаясь, и, получив в ответ честный утвердительный кивок деда, назидательно заявил:
— Чистосердечное признание, конечно, смягчает вину, но срока не снижает!
Отсюда было видно часть летного поля со стоявшими самолетами, которые на земле показались деду меньших размеров, чем когда они находились в воздухе.
Своим еще достаточно острым зрением дед по буквам разобрал голубую надпись на одном из них и, с удобством для себя, сложил в слово: «Ерофлот». Подумал, что могла бы означать такая надпись, и спросил парня, показав на толпу, окружавшую их:
— И они все поместятся?
Парень перекинул сигаретку из одного угла рта в другой:
— Поместятся.
— А то я за тебя беспокоюсь, — продолжал дед. — Все думаю, как такую оглоблю надо сложить, чтоб запихнут ее в самолет?
Волею случая дед оказался первым, к кому обратилась красивая девушка в форме:
— Ваши билет и паспорт.
Взглянув на них и сделав какую-то пометку, она очаровала деда улыбкой:
— Проходите.
«Какие в этом «Ерофлоте» красивые девки, — с сожалением о своей ушедшей молодости подумал дед. — Инкубатор у них тут, что ли?»
Дальше стоял молоденький милиционер. Напустив на себя важность, строго сказал деду:
