Игорь Шелест - С крыла на крыло
Обыкновенно они не проходили в вагон - стояли в тамбуре. Зимой в кожаных регланах, в длиннющих фетровых бурках, завернутых, как мушкетерские ботфорты. Возможно, щадили пассажиров - регланы летчиков крепко пахли горелым авиамаслом.
Вот только нам, мальчишкам, запах "жареной" касторки - черт знает что! - будто аромат самого неба!
"Настоящий летчик" - на рукаве парчовая эмблема: серебристые крылышки, кинжалы крест-накрест и красная звездочка в центре.
Да, летчик, никто другой.
С рекламной тумбы, с плаката - в шлеме и в очках на лбу, как перед боевым полетом, он кричал прохожему, ткнув в него пальцем: "Что ты сделал для воздушного флота?"
Прохожий думал: "Неловко как-то... Ведь всего целковый; нужно в получку отложить".
Зато потом, в солнечный день 2 мая, отзывчивых пригласили на Ходынку на большой праздник передачи эскадрилий военным летчикам.
Собственно, так и родилась традиция авиационных праздников. Активистов в эти дни даже катали над Москвой.
Моему отцу достался как раз такой билет. Отец скрыл от матери, от нас, детей, свое счастье: лететь было страшновато, но еще больше опасался, что мать станет умолять, упрашивать отдать билет кому-нибудь другому, чтобы только не лететь самому.
Отец исчез рано утром, не сказав ни слова. Не спал, поди, всю ночь. А вечером пришел такой сияющий, что я его, пожалуй, таким уже больше и не видел.
Он долго потом рассказывал о "воздушных ямах", о "букашках"-людях с "огромной пятисотметровой высоты". И всю жизнь не забывал десятиминутный свой крылатый "сон".
Помню и я 2 мая году в двадцать восьмом. На Центральном аэродроме, на бывшей Ходынке, уйма людей. Кто поменьше ростом, те пробирались вперед, к самой веревочной ограде.
Передавал самолеты Михаил Иванович Калинин.
Очень торжественно, чуть заикаясь, от имени летчиков благодарил Петр Ионович Баранов, военный с четырьмя ромбами на голубых петлицах, соответствовавшими теперешнему званию генерала армии.
Я, разинув рот, смотрел на этих кожаных людей в крагах, в шлемах, с наганами, замерших по стойке "смирно" у темно-зеленых крыльев боевых бипланов. Тупые радиаторы, как носы грузовиков завода АМО. На фюзеляжах - турели, пулеметы. И надпись змеей на каждом: "Наш ответ Чемберлену!" Красным лаком с белой каймой, чтоб красивей и заметней.
Чемберлена в лицо тогда, пожалуй, знали все. На редкость был популярный профиль. Я сам его недурно рисовал: нос с горбинкой, квадратный подбородок, цилиндр и, разумеется, монокль.
Строй - крыло к крылу, сколько глаз видит - боевые аэропланы. Я гордо думаю: "Наши". Хотя и западает мысль: "Будто я видел их где-то?.. Определенно в журнале, точь-в-точь такие же английские "де-хевиленды".
В догадках мальчишеских не было ошибки. Других военных самолетов мы еще не строили тогда. Учились на трофейных.
1935. 12/VII.
В тот день всем участникам роздали голубые комбинезоны, белые шлемы и даже белые перчатки, что говорило о необычайности предстоящего парада.
Дул легкий северный ветер, но вообще-то утро выдалось прекрасным.
Старт выложили так, чтобы взлетать на Тушино, на Волоколамское шоссе.
Планеры, самолеты спортивные и те, что для парашютистов, давно уже расставлены в линейки - крыло к крылу левее старта.
Поближе к Москве-реке светлеют скамейки для правительства, гостей.
Было уже около десяти часов, когда последним прилетел сюда Валентин Хапов. Прилетел он с "Первомайки" на уникальном рекордном планере Ивенсена. Сказать по правде, даже в такое утро лететь за самолетом на этой тончайшей "статуэтке" не так уж было и приятно. Всяким творением искусства лучше любоваться немного отступя.
Их разделяли с самолетом восемьдесят метров стального троса в две спички толщиной.
Валентин впился глазами в контуры биплана впереди. Сквозь прозрачный гнутый фонарь все кривилось перед глазами: на буксировщике, будто резиновые, крылья гнулись, дышали волнами и "улыбались".
Валентин мог сверху рассмотреть, что творится под ним, внизу: пока полетов никаких.
Старт - как обычно: четкая шеренга техники.
Участники парада - голубенькие группки в белый горошек, а в общем на зеленом поле довольно пустынно.
Он заметил еще людей поодаль: сколько глаз видит - вокруг по дамбе Москвы-реки равномерно, как столбики строящегося забора.
Вскоре Минов собрал всех планеристов и сказал, что в двенадцать ждут правительство. Первыми стартуют планеристы.
Хапов поднял руку.
- Что у вас?
Валентин шагнул вперед.
- Товарищ начальник, как быть с моим планером?
- Да, это вопрос, - Минов поморщился.
Бывает, нелегко что-то решить. Какое-то сомнение, неясность, к чему-то не лежит душа, а что это? Обосновать трудно даже самому себе.
Минов, должно быть, прочел в который раз: "Иосиф Уншлихт" - надпись свободно умещалась на борту. А планер представился большой швейной иглой. В ушко протаскивают пилота. Чем тоньше нитка, тем легче вдеть. Пилоту помогают забраться, лечь на спину, вытянув ноги в глубь носа. Из "ушка" чуть выглядывает голова.
Минов решил:
- Летать будем на Г-девятых, и Хапов тоже. Вам делать "колокол", - и посмотрел на Валентина. - Планер "Иосиф Уншлихт" покажем на земле. Теперь разберемся с каждым, - добавил начальник, открывая планшет, - чтоб не болтались на солнце, чтобы видно было с трибун.
Ровно в двенадцать со стороны шоссе показались машины. Остановились примерно против посадочного "Т". Некоторое время стояли. Может быть, с минуту никто не выходил. Замерли в строю голубые комбинезоны.
Наконец из одной машины показался военный, вылез, осмотрелся вокруг. Это был Ворошилов. За ним не торопясь вышел Сталин. Потом все остальные.
Ворошилов помедлил и зашагал к начальнику летной части аэроклуба. Тот вытянулся, стал рапортовать.
Сталин и другие остановились поодаль.
Ворошилов обошел первый строй и спросил вначале тихо:
- Это кто?
- Планеристы, - ответил начнет.
- Здравствуйте, товарищи планеристы! - громко приветствовал Ворошилов.
- Здравия желаем, товарищ нарком! - прокричали в ответ, не отводя глаз.
В это время автомобили обогнули строй, а гости передвинулись к скамейкам левее. Собралось человек сто: члены правительства, должностные лица. Были там и начальник ВВС Алкснис, Генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев, Председатель ЦС Осоавиахима Эйдеман.
Первыми в воздух пошли планеры. Тройками за самолетами Р-5. Им минут десять набирать высоту. Чтобы заполнить это время, Минов открыл парад. Он взлетел, сидя в задней кабине самолета и сделал несколько фигур, восьмерку в глубоком вираже, держа нижнее крыло метра на два от земли. Вокруг правительства.
