Игорь Шелест - С крыла на крыло
Все поворачивались, следя за ним. Передняя кабина зияла пустотой, в задней белел шлем Минова. Самолет был виден все время в плане; одним крылом расчерчивал небо, другим - землю.
Когда он сел, планеристы уже начали кувыркаться. Петли, иммельманы, штопор, летали на спине - все тут было, но без эксцессов.
Пошли на посадку - на скамьях зааплодировали.
Сталин пригласил Минова. Тот подошел. Ворошилов его представил.
- Это хорошо получилось, - сказал Сталин, смотря снизу вверх на Минова. - Скажите, вы летали на серийном самолете? - спросил Сталин с сильным акцентом, негромко, только с ударением на слове "сэрийном".
- Да, на серийном, - ответил Минов.
- А как вы готовились к полету? - продолжал Сталин, то и дело поднося к усам кривую трубку.
Минов был немного озадачен. Сказал, что тщательно осмотрел машину, проверил ее заправку, узлы крепления...
- Я не о том. Это понятно. Я спрашиваю: что вы еще сделали на машине? - пыхнул дымком Сталин.
- Мы сняли переднее сиденье... Чтобы облегчить машину, - сказал Минов, теряясь в догадках: "К чему все это?"
Сталин посмотрел на Ворошилова с выражением "вот видишь?".
- Ну, а что еще?
- Снял переднее управление, - оно мне тоже не нужно в этом полете.
- А как заправка?
- Полет на десять минут, я взял бензина и масла на пятнадцать, - ответил Минов.
Сталин разгладил усы, не выпуская трубки из руки. Смотрел хитро на Ворошилова. Глаза его говорили: "Ну, кто прав?"
- Так что... Не совсем серийный, выходит, ваш самолет... товарищ Минов.
На этом разговор окончился.
На старт уже вырулил командир эскадрильи Центрального аэроклуба Алексеев.
Минов отошел, несколько обескураженный: "Вот те на!.. Такие детали... Ну и информация!"
Взлетая "Учеником" - так он назвал свой первый номер, - Алексеев сразу отклонил полностью руль направления, чуть не сорвал колеса - взлетев со сносом, метнулся в другую сторону, вздыбил машину.
Он падал на крыло, выбирался у самой земли, летал боком, терял скорость и сыпался опять к земле будто листом фанеры, а всех не покидало чувство страха: вот-вот... и груда клочьев деревянного и металлического хлама.
Впрочем, на этот раз публике удалось отделаться "легким испугом".
Алексеев сел, правда, чтобы тут же подняться на новый аттракцион - "Посадку со штопора".
На тренировках это ему удавалось не раз.
Метров с пятисот начнет в направлении посадочного знака - сорвется: раз... два... три... В конце четвертого витка выйдет, снизится немного и сядет прямо к "Т".
Его смущало: не многовато ли остается высоты? Не так эффектно. Пониже бы...
Накануне он спросил Минова:
- Как вы думаете, Леонид Григорьевич, если я прихвачу пятый виток? Чтобы вывести прямо у земли...
- Да вы что?! - Минов взглянул: "Не шутит ли?"
Алексеев улыбался.
- Вы и так выскакиваете ниже ста. А виток потребует ровно ста метров высоты... Тогда все нужно начинать заново, всю тренировку с большей высоты! Или покончить с этой мыслью, - сказал Минов, не оставляя места компромиссу.
И вот Алексеев заканчивает свой новый круг. Он на четвертом развороте. Как раз над Москвой-рекой. Метров пятьсот на взгляд. Убрал газ - мотор захлопал. Издали самолет будто повис. Замер на секунду, как бы раздумывая: "Стоит ли?" Наконец свалился влево: верть на крыло и носом вниз!
Наши смотрят и тоже считают: один... второй... третий... четвертый виток! Будто бы замер на мгновение и опять пошел туда же... на пятый... Но тут земля... Черт побери! Да что же он?.. Поздно!.. Машина мотнула на прощание хвостом и скрылась за дамбой... Оттуда все увидели громадный всплеск воды...
Прямо в реку! Кошмар! Такой скандал!..
Все оцепенели. Наконец на "санитарке" как-то беспомощно "вжижу... вжижу... вжижу..." завыл стартер. Не запускается! Этого только не хватает!
Сталин стал серым, нервно вышагивал.
Выскочил шофер, пытался вставить заводную ручку, руки его тряслись, и он никак не мог попасть. Сталин вдруг резко крикнул:
- Сколько машин - любую возьмите! Мою, живо!..
Косарев и Алкснис вскочили на подножки "паккарда", и черная машина ринулась к дамбе. "Санитарка" за ней следом.
Ворошилов был очень бледен. Он спросил Минова:
- Как вы думаете?
- Пожалуй, худо. Вода - жесткая штука.
Прошло не больше пяти минут. Но таких, как при шествии за гробом. Настроение в общем подавленное, хотя мысли у всех самые разные.
Наконец из-за дамбы вырвался "паккард". Все так же, двое на подножках. Держась одной рукой за дверцу, Косарев радостно крутил кепку над головой. Всем сразу стало легче.
Да, Алексеев был жив. Он вышел из машины без посторонней помощи. Сперва показалась его бритая голова - он почему-то всегда брил ее - и перевязанный бинтом лоб. На голубых петлицах - две "шпалы". Гимнастерка, суконные шаровары - все всмочку.
Дальше стало, как у родителей бывает: беспокоятся, ждут отпрыска, а явится целехонек - снимают с себя ремень.
Ворошилов, увидев Алексеева, - тот шагал строевым шагом руки "вперед до пояса, назад - до отказа", - разозлился страшно. Досадовал он громко:
- Возмутительно! Под арест!
Но Алексеев уже подошел с докладом.
- Летчик Алексеев потерпел аварию целиком по своей вине!
- Что у вас случилось? - гневно спросил нарком.
- Нога соскочила с педали, товарищ нарком, - может быть, сказал неправду летчик, - я надел новые сапоги...
- А стремянки?.. Там же есть стремянки... Почему вы в них не вдели ваши сапоги? - распалялся Ворошилов.
Алексеева увезла "санитарка", и Сталин сказал Ворошилову:
- Кому понадобилось такое трюкачество?
Ворошилов позволил себе хмуро парировать:
- Вы сами утвердили программу.
Это разозлило Сталина. Он даже сделал несколько шагов в сторону, чтоб не сорваться.
Прошло минуты три, ветер отогнал тучу - опять просветлело. Раздалась команда: "По самолетам!"
В воздух пошли спортивные самолеты Яковлева и Грибовского.
Беленькие монопланы с красными полосками проносились над головами чаще других, менее броских по своей окраске.
Становилось ясно: в "кроватной мастерской" Яковлева дела идут получше, чем в подвале Грибовского на углу Садовой и Орликова переулка.
Оба конструктора тоже начинали с планеров, с Коктебеля. Грибовский - летчик с жилкой художника. Яковлев - конструктор, организатор, эстет. И вот последний берет верх.
Возле самолета "Сталь-пять" Яков Давыдович Мошковский, как всегда, шумный, веселый, напутствует парашютисток. Те садятся в самолет. На каждой по два ранца парашютов, а в левой руке по букету цветов. Пять девушек - пять букетов.
