Геннадий Алексеев - Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)
На прошлой неделе Д. решился предпринять кое-какие шаги. Он нарочно пришёл в кафе попозже, перед самым закрытием. Посетителей уже почти не было, и когда Зиночка, как всегда, улыбаясь, подала ему чашку отлично сваренного, крепкого, пахучего, горячего кофе, он спросил её, не торопится ли она сегодня домой. Она поглядела на него как-то особенно, каким-то долгим и немножко удивлённым взглядом, а после опустила ресницы, поправила на голове наколку и ответила негромко, но отчётливо: «Не тороплюсь».
Д. подождал, когда кафе закрылось. Зизи вскоре вышла. Она была уже не в белом халатике, а в очень милом зелёненьком плащике и с зелёной элегантной сумочкой на плече. А вместо наколки её рыжие волосы прикрывал маленький и тоже весьма элегантный зелёный беретик. И Д. показалось, что её рот стал ещё более ярким, а ресницы сделались ещё более чёрными и длинными. И он осторожно взял Зизи под руку. И они пошли по улице. И Д. вдруг почувствовал, что он смущён и не знает, что говорить. А Зиночка тоже молчала и, кажется, тоже была смущена. И, помолчав, Д. спросил, не желает ли она сходить в кино – в кинотеатре «Весна» идёт новый и, как говорят, вполне приличный детектив, на что Зиночка ответила, что предпочла бы прогуляться на свежем воздухе, так как она целый день находилась в душном помещении. И они пошли по улице дальше, дыша свежим, прохладным, вечерним воздухом. И Д. спросил, не утомляет ли Зиночку работа – наверное, трудно весь день стоять за стойкой и непрестанно возиться с этими чашками, и без конца открывать эти краники, и получать деньги, и давать сдачу, и улыбаться посетителям, даже если этого и не хочется. И тут Зиночка оживилась и стала говорить, что да, да, конечно же, у неё утомительная и даже вредная работа, что ей приходится всё время стоять и ноги за день ужасно устают, что надоедает целыми днями делать одно и то же, что аппарат к тому же часто портится, а надо обязательно «делать план», что посуда то и дело бьётся и за неё высчитывают из зарплаты, а зарплата грошовая и премии совсем маленькие, что она уже пыталась подыскать себе другую работу, но из этого ничего не получилось, что иногда ей хочется плюнуть и уйти в уборщицы и она это сделает, наверное, в конце концов.
Пока Зиночка говорила, они подошли к станции метро. Тут Зиночка сказала, что, пожалуй, ей уже пора домой, что завтра рабочий день и придётся рано вставать и что провожать её не следует – она поедет на метро одна. Они попрощались, и Д. смотрел, как Зизи поднималась по гранитным ступеням, как она открывала тяжёлую стеклянную дверь и как в последний раз мелькнул её зелёный беретик уже за дверью. Ему хотелось кинуться вслед за Зиночкой, догнать её и всё же проводить до дому. Но он вспомнил, как твёрдо она произнесла «не следует», и сдержался.
И теперь он снова был рядом с Зиночкой, и аромат кофе снова щекотал ему ноздри, и Зиночкин нежный голосок ласкал ему слух, и сердце его снова гулко колотилось, и он бросал в кофе прямоугольные белоснежные кусочки сахара, и следил, как они тонули, и размешивал сахар ложечкой, время от времени пробуя – сладко ли? Как и в прошлый раз, он досидел в кафе до закрытия. Как и в прошлый раз, Зизи сказала: «Не тороплюсь».
Но теперь Д. не предложил Зиночке пойти в кино – ему самому не хотелось в кино, не хотелось сидеть два часа в тёмном зале и смотреть какую-то чушь. Они немножко прошлись по той же улице. На углу какая-то бабка продавала букетики фиалок. Д. купил три букетика и попросил бабку связать их вместе. Бабка охотно связала. Получился уже не букетик, а букет. Д. преподнёс его Зиночке. Зиночка сказала «спасибо» и с нежностью поглядела на Д. сквозь свои густые ресницы. Потом она понюхала фиалки, утопив в них свой вздёрнутый носик, и опять поглядела на Д. выразительно. Тут Д. осмелел и предложил Зиночке нанести ему визит. Зизи помолчала секунд десять или пятнадцать. После она ещё разок понюхала фиалки и сказала: «Только ненадолго».
Они вошли в квартирку Д. В прихожей зелёный плащик был снят. Беретик – тоже. Сумочка была положена на тумбочку под зеркалом. Д. распахнул дверь комнаты и повернул выключатель. И конечно, Зизи тут же бросилась к аквариуму, восклицая: «Ах, какая прелесть! Ах, какие рыбки! Ах, какие красотки! Ах, какие хвосты!» И конечно, Д. представил Зиночке своих рыбок: «Это Сильфида, это Амалия, это Харита, это Поликсена».
Дальше всё было так, как обычно и бывает в подобных случаях.
Появилась бутылка шампанского, которую Д., разумеется, давно уже припас, и какие-то фрукты, какое-то печенье.
Зиночка сказала: «Ну что вы! Я не пью совсем!» Но бокал шампанского всё же выпила и, как показалось Д., с большим удовольствием. И второй бокал она тоже выпила без отвращения. И с аппетитом съела апельсин. Заметив, что на письменном столе что-то разложено, Зизи полюбопытствовала, что это такое. Д., захмелевший и от шампанского и от Зиночки, вдруг разоткровенничался и стал вдохновенно, с пафосом рассказывать о своём заветном деле. Зиночка сначала слушала внимательно и уважительно, приоткрыв ротик и помахивая ресницами. Но вскоре ротик закрылся, ресницы застыли в неподвижности, взор Зиночкин затуманился, а ещё через некоторое время Зиночка совершенно непростительно, хотя и прелестно, зевнула, приблизив к ротику свои белые, тонкие, красивые пальчики с перламутровыми остренькими ноготками.
Д. осёкся, растерялся, умолк, насупился, но скоро взял себя в руки и спросил Зизи, не хочет ли она кофе.
– Да ну его! – сказала Зиночка с простодушной откровенностью. – Он мне уже опротивел, этот кофе! Давайте лучше чай пить.
Д. отправился на кухню заваривать чай. Когда он вернулся, Зиночка стояла у аквариума и любовалась рыбками. Д., ощущая в себе некоторую неуверенность, подошёл к Зиночке сзади и положил ей руки на плечи. Зиночка не протестовала. Тогда Д. поцеловал Зиночкины рыжие волосы на самой макушке. Зиночка отнеслась к этому спокойно. Тогда Д. повернул Зиночку, поглядел ей в карие глаза и несколько робко поцеловал её в красные губы. Зиночка не сопротивлялась. И даже обняла его за шею. И даже прижалась к нему грудью, правда, несильно. Но тут же она поспешно отстранилась и вспомнила про чай. За чаем они беседовали о каких-то пустяках. Д. старался рассмешить Зизи, и это ему удавалось. Зиночкин смех тоже был соблазнителен и нежен. При этом чёлка её легонько подпрыгивала на лбу, а на щеках появлялось сразу по две ямочки, что приводило Д. в полнейшее восхищение. И вдруг Д. спросил Зизи, не боится ли она конца света. Зизи перестала смеяться, и глаза её широко раскрылись.
– Какого… конца света? – спросила она, оторопев.
– Обыкновенного! – ответил Д. – Обыкновенного, настоящего конца света. Всемирной катастрофы.
