Владислав Гравишкис - В семнадцать мальчишеских лет
Посовещались и решили идти на север, чтобы миновать охвата. Вначале на Кусу, потом на Нязепетровск и где-нибудь там встретиться с Красной Армией. А где она, никто не знал.
— Ну, счастливо вам, — сказал Егор Филиппович Сажин, обнялся с Ковшовым, поерошил Ванюшке волосы и пошел по шпалам в сторону города.
Он только провожал красногвардейцев и должен был вернуться по решению комитета партии, чтобы наладить подпольную работу.
Тронулись, дали крюку в луга — отряду крайне нужны были кони. Из-за гор через щетину леса брызнуло солнце, заискрилась роса. Над Аем лежал туман. Возле костра-дымокура сгрудились лошади, спасаясь от гнуса. Рядом с молодым щекастым пастухом вертелся на маленькой мохноногой лошаденке знакомый нам стрелочник. Несколько минут спустя он рассказывал Ивану Федоровичу:
— А ведь я ему, варнаку, поверил, что Буланого ищет. Медведевский-то Петров любит лошадей менять, вот что. И насчет махры моршанской ввернул. А вы, значит, никаким Петровым не родня? Ах, варнак!
Его звали Федосом Клюкиным.
Через речку Карагайку вернулись к Медведевке, обошли ее краем, не привлекая внимания, и двинулись к поселку Магнитка. Дорогой в отряд вливались крестьяне, рабочие рудников, лесорубы, дегтяри, старатели. После Кусы отряд увеличился почти вдвое.
Двигались проселочными дорогами, лесными тропами, по старым гатям через топи. Шли через горы, распадки, каменные осыпи, быстрые речки. Бездорожье, тяжелая поклажа, жара, овод сильно выматывали с непривычки. Редкий день удавалось одолеть двадцать километров. Ванюшку иногда по-приятельски выручал Клюкин — подсаживал на лошадь, очень выносливую, но злую. Чтобы не нарваться на белогвардейцев, вперед высылали конную разведку. В нее иногда напрашивался Ванюшка. Его охотно брали за веселый нрав, находчивость, за желание услужить всем и каждому, за постоянную готовность прийти на помощь, за то, что никогда ни на что не жаловался и норовил первым выполнить трудное дело, взяться за неприятную работу, за то, наконец, что не лез за словом в карман, когда в этом случалась нужда.
После очередного тяжелого перехода вышли к Нязепетровску. Надо было узнать, не занят ли он белыми. Ванюшка надел одежду похуже, перекинул через руку корзинку с обабками, не забыв положить под них на всякий случай пару гранат, и отправился в сумерках на окраину. Там он отметил скопление подвод — столько не могло быть у жителей. Да и поставлены они, сразу видно, на скорую руку. Возле одного из домов его окликнул строгий голос:
— Стой, кто идет?
— Чего кричишь? — Ванюшка понял, что это часовой, и подумал: «Хорошо, если бы красные».
Человек с суровостью повторил:
— Стой, говорю, какого полка?
«У партизан полков нет, — подумал Ванюшка, — у них отряды. Не белые ли?»
— Еремеев, ты что сусли-мысли разводишь, — послышалось из двора. — Давай его сюда, разберемся, может, красный.
— А ну, подь сюда!
Ванюшка метнул гранату к воротам — и наутек. Раздался взрыв. Послышались выстрелы, началась паника. Ванюшка переулком выскочил к речке и скрылся в зарослях ольховника.
У костра Ковшов сказал: «От лица трудового народа бойцу Красной гвардии Ивану-меньшому объявляю благодарность!» И еще сказал он, что бой неизбежен, что лучше напасть самим, чем ждать, когда это сделают враги.
— Пушечку бы хоть одну, — мечтательно сказал Иван Федорович, изучавший артиллерийское дело еще в боевой дружине Эразма Кадомцева.
Ванюшка осмотрел пулемет: не испортился ли за дорогу.
«Максим» был в порядке. В этом пришлось убедиться на другой день. Первая же очередь по белым сразу осадила их — строй спутался.
Он выбрал удачное место — справа вплотную береза, слева густой кустарник. Вся позиция как на блюдечке.
После третьей атаки белых прибежал Лаврентий Желнин, упал под прикрытие щитка.
— Ваня, видишь водокачку? Обработай-ка это место. Там у них трехдюймовка — надо к рукам прибрать. Не жалей огня, Ваня! Мы из-за холмика подберемся.
— Понял, дядя Лавр, — и развернул пулемет на водокачку.
Обработал. Из-за холма появилась повозка, запряженная парой, в ней трое — так возвращаются навеселе селяне или мастеровые из гостей или с ярмарки. У водокачки лошади остановились. С телеги спрыгнул мужик поздоровее, в котором Ванюшка узнал Степана Желнина — с ведром, как бы намереваясь напоить лошадь. За ним отец, потом Лаврентий. Некоторое время нельзя было разобрать, что там происходило. Потом повозка двинулась обратно, волоча орудие. Враги хватились поздно, кинулись в погоню. Ванюшкин пулемет застучал вовремя. Погоня осеклась. Белые открыли беспорядочный огонь.
Когда повозка оказалась под прикрытием холма, Ванюшка от радости вскочил и закричал «ура». И тут горячо кольнуло в руку. Схватился — кровь. Крикнул Алешке Крутолапову, который оказался неподалеку:
— Посмотри за «максимом» — пойду перевяжусь.
Алешка подбежал:
— Что с тобой? Ранили? Покажи. Эх ты, по-настоящему! — восхитился и поторопил: — Беги скорей, а то кровь вытечет.
— Вся не вытечет, — ответил Ванюшка, — если что, откати и спрячь в кустах.
— Не бойсь, не сплошаю.
Ванюшка побежал через поле к опушке, где размещался обоз. Там он разыскал Аришу — она только что перевязала раненого.
— Ну-ну, вижу, — сказала она. — Погоди, помогу рубаху снять. Эх, миленок, как же она нашла тебя? Ну да ничего, кажется, кость не задела — до свадьбы заживет.
Она смыла кровь, смазала вокруг йодом, наложила с обеих сторон подорожник и перевязала.
— Куда ты? — удержала Ванюшку, — нет, ложись вот тут за жарок и лежи, пока не присохнет.
Слышалась стрельба, к которой Ванюшка уже привык и, если прислушивался, то только затем, чтобы определить, глуше она или резче — наступают наши или нет. Стреляли с одного места. И вдруг трескотню перекрыл тугой звук, словно ударили в басовой колокол. «Небось, отец лупит», — позавидовал Ванюшка. Вскоре трехдюймовка стукнула еще.
— Лежи спокойно, не дергайся, — предупредила Ариша.
Она достала шнурок и стала обмерять Ванюшку вдоль, потом поперек.
— Что это ты делаешь? — спросил он.
— Мерку снимаю.
— Я умирать не собираюсь.
— Экой ты, Ваня, дурашка, право. Да я нешто за этим? Ты теперь настоящий боец. И тебе, красному гвардейцу, не следует как подпаску ходить, наравне с подбором. Тут я шинель приглядела, да велика тебе — наступать на полы станешь. А я ушью ее, подрежу, и будешь ты всем на заглядение. Только не тревожь руку, а то долго не заживет.
Ариша принесла шинель, села рядом и стала распарывать ее по швам.
