Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем
Еще одно отличие было связано с изменившейся тактикой защиты. Если по первому делу мы не стали обращаться за помощью к московскому правосудию с обжалованием незаконных действий следствия, то в Чите подход поменялся. В Москве у наших коллег-адвокатов, представлявших интересы самого ЮКОСа, уже был негативный опыт общения с печально известным Басманным судом, куда шли жалобы на самые первые обыски и выемки, активно проводившиеся следственной группой. Результат был нулевой, все основанные на положениях Уголовно-процессуального кодекса доводы отвергались, зато потом отказные постановления судов прокуроры и следователи демонстрировали как доказательства своей якобы абсолютно правомерной деятельности, одобренной в контрольно-судебном порядке.
Но во втором деле, в надежде на отсутствие в Чите «басманного правосудия», было принято решение побеспокоить местную Фемиду. И эти планы в определенной степени оправдались: пять судебных постановлений, некоторые с довольно жесткими формулировками, где говорилось о несоблюдении требований закона, были вынесены в пользу защиты. Они касались не только рядовых членов следственной группы, но даже неприкасаемого ранее надзирающего прокурора Генеральной прокуратуры РФ В. Лахтина и – страшно подумать – самого следователя Каримова. Тот проигнорировал ходатайство Лебедева об истребовании и приобщении к делу документов, подтверждающих его алиби. Это сочла существенным нарушением судья Ингодинского суда Читы Мершиева и 18 мая 2007 года вынесла частное постановление в адрес заместителя генерального прокурора РФ Гриня, требуя принять меры в отношении Каримова. Правда, затем Читинский областной суд, видимо посчитав содеянное излишней судейской смелостью, «частник» отменил, хотя само решение о допущенном нарушении оставил в силе.
В остальном же происходили рутинные для данной стадии предварительного расследования мероприятия – чтение материалов дела, разнообразие в которое вносили время от времени судебные заседания на тему об очередном продлении сроков содержания под стражей. На них вновь провозглашалось, какие тяжкие грехи числятся за обвиняемыми, а также судьям на основании данных супербдительных оперативных органов сообщалось о секретным путем установленных непременных намерениях Ходорковского и Лебедева скрыться из страны, если вдруг они окажутся на свободе. Надо ли говорить, что тема стражи была «священной коровой», в отличие, например, от отдельных нарушений следствия, и судьи безропотно выполняли пожелания прокуроров, оставляя арестованных под «двойным замком», поскольку и без этого они находились в условиях несвободы, отбывая наказание по первому делу.
Кстати, в очередной раз после событий мещанского суда наблюдались усиленные меры охраны Ходорковского и Лебедева. Их разместили в читинском СИЗО 75/1, чьи каменные строения возведены на месте острога, видевшего не только декабристов, но и ссылавшихся через Читу по великому московскому тракту на Сахалин каторжан, о которых писал Антон Павлович Чехов. На этом, кстати, сходство с декабристами не заканчивается. Для бунтовщиков по велению царя специально было построено в Петровском заводе здание тюрьмы, причем с камерами без окон. А в нашем случае на территории читинского СИЗО в одном из самых отдаленных корпусов для Ходорковского и Лебедева обустроили целый этаж, на котором всё вокруг было нашпиговано техникой. Правда, окна там наблюдались, даже пластиковые.
Чтобы встретиться с подзащитными, адвокатам, по подсчетам, однажды произведенным Юрием Шмидтом, предстояло преодолеть 19 металлических дверей с самыми разнообразными системами запоров. Непосредственно перед заходом в кабинет, предназначенный для проведения встреч, визитеров досматривали. Причем сначала это касалось даже прокурорских следователей, послушно выворачивавших карманы и предъявлявших содержимое портфелей. Как-то, скорее в целях экономии времени, а не для нарушения вполне устраивавшего варианта так редко реализуемого принципа равенства сторон, я напомнил очередному обыскиваемому следователю, а заодно рывшемуся в его вещах офицеру ФСИН, что, согласно закону о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых, лица, в чьем производстве находится уголовное дело, досмотру не подлежат. После этого в числе досматриваемых остались только адвокаты…
Если же Михаила Ходорковского и Платона Лебедева вывозили для чтения уголовного дела в здание областной прокуратуры, где базировалась бригада следователей, то отсек около следственных кабинетов всегда был заполнен вооруженными автоматчиками, часть которых постоянно находилась в непосредственной близости от поста дежурного милиционера при входе в прокуратуру.
Но наибольшую и явно избыточную активность разноведомственная спецохрана проявила в день, когда по новому делу Ходорковского и Лебедева им избиралась мера пресечения – заключение под стражу. Целый квартал вокруг Ингодинского районного суда Читы был с утра оцеплен по периметру вооруженными людьми, и даже местных жителей патрули не пропускали внутрь. К началу суда я ехал на такси и по переговорному устройству хорошо было слышно, как таксисты во всю костерят организаторов режимной операции, из-за которой были закрыты от проезда несколько улиц, весьма загруженных транспортом в обычное время. Насколько помню, в этот день суд вообще освободили от других посетителей, перенеся назначенные заседания на другие дни. Естественно, что и в зале суда, и вокруг него присутствовали спецназовцы всех мастей, разнообразного вооружения и одеяния.
Там же, в Чите, транспортировка Ходорковского и Лебедева от СИЗО в областную прокуратуру или суды осуществлялась целым кортежем машин в сопровождении и под присмотром сотрудников ГИБДД, перекрывавших улицы на пути следования колонны. Что, впрочем, однажды не спасло Лебедева и его конвой от обычного ДТП. Как потом выяснилось, вереница машин, следовавших 2 июля 2007 года к концу дня из Центрального районного суда Читы в СИЗО, во время движения несколько растянулась и из-за не сориентировавшегося вовремя гаишника на перекресток выехал джип местного жителя. В него на полном ходу врезался автозаковский микроавтобус «Газель», чей водитель явно не привык к возникновению на пути подобных препятствий. По рассказу Платона Лебедева, он ударился лицом и больным коленом о металлическую решетку, и от более серьезных повреждений его спасла только хорошая реакция. Хотя раны у него и нескольких сопровождавших были таковы, что весь пол машины залило кровью. Проведенная затем по настоянию защиты судебно-медицинская экспертиза выявила на голове у Лебедева ушибленные раны, кровоподтеки и диагностировала кратковременное расстройство здоровья.
