Константин Ривкин - Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем
С иной стороны, исходя из подходов преследователей ЮКОСа, следовало бы продемонстрировать всем наличие той самой организованной преступной группы, которую якобы выявила Генеральная прокуратура. В Мещанском суде народу показали всего трех человек, тогда как согласно обвинительному заключению группа была намного больше. Поэтому и началась охота на остальных юкосовцев – от крупных менеджеров и руководителей служб и подразделений до курьеров и прочих мелких клерков, если тех правдами или чаще неправдами можно было хоть как-то привязать к слепленным эпизодам. Залавливать их можно было пачками без каких-либо опасений: следователи и прокуроры прекрасно знали, что, услышав слово «ЮКОС», каждый судья встанет по стойке «смирно» и его объективное и беспристрастное мнение чудесным образом совпадет с версией обвинения.
(Заметим по указанному поводу, что в ходе хамовнического процесса Платон Лебедев не раз говорил об оказании давления на суды, цитируя содержание приобщенного следствием к уголовному делу документа: «Господин Сечин заявил представителю Минюста о том, что суды «“покроют” все их действия» (протокол от 31 марта 2009 года и др.) Показательно, что такое утверждение не встречало активных возражений ни со стороны председательствующего, ни со стороны представителей Генеральной прокуратуры ГФ.)
Правда, обозначенному репрессивному феномену имелось и несколько иное объяснение. Вот как оно было обозначено на страницах «Нью тайме» (№ 37 от 8 ноября 2010 г.): «Осенью 2004 года, спустя почти год с момента ареста Ходорковского, главе следственной бригады по “делу ЮКОСа” Каримову его начальники дали карт-бланш: арестовывай всех, кого считаешь нужным. Сделано это было как раз перед аукционом по продаже акций “Юганскнефтегаза”, проведенным в декабре 2004 года, чтобы побороть сопротивление хоть и обезглавленного, но продолжавшего борьбу за свои активы ЮКОСа. В результате в ноябре – декабре 2004 года были арестованы Бахмина, Аграновская, Переверзин, Малаховский… Цель была достигнута – ключевые руководители компании и их юристы, обеспечивавшие защиту ее активов, покинули окопы, “Юганскнефтегаз” был куплен известными в тот момент одному Путину специалистами, позднее оказавшимися “Роснефтью”, и нужда в дальнейшем запугивании и посадках отпала…»
Тем не менее для защитников Ходорковского и Лебедева действительно с момента вышеупомянутого разговора со следователем наступило относительное затишье, и мы сосредоточились на надзорных жалобах и работе с материалами, предназначаемыми для ЕСПЧ. В этот временной период я смог себе позволить вместе с семьей летом ненадолго поехать в Санкт-Петербург. Хорошо помню момент, когда созерцание красот Петергофа было прервано звонком мобильного телефона. Это был возглавивший следственную бригаду по «делу ЮКОСа» вместо уехавшего работать в Башкирию Салавата Каримова следователь по особо важным делам Радмир Хатыпов. Он предложил как можно быстрее явиться к нему в связи с планирующимися следственными действиями в отношении Платона Лебедева с перспективой предъявления ему нового обвинения.
Признаюсь, я был несколько ошарашен. Казалось, что всё самое плохое позади и ничто не предвещало очередной порции неприятностей для уже осужденных сидельцев, разбросанных волею Федеральной службы исполнения наказаний к дальним рубежам нашей необъятной Родины. И как-то уж очень контрастировали золотые фонтаны знаменитого пригорода Северной столицы с мрачной перспективой новых визитов в казематы следственных изоляторов и длительных сидений в безнадежных судебных процессах, не обещающих подзащитным ничего хорошего.
Так или иначе, но я объяснил Хатыпову, что нахожусь не в Москве, возвращение в ближайшие дни не планирую и поэтому прибыть быстро в следственное управление не могу. А самое главное – о том, кто будет представлять интересы Лебедева в деле, должен решать он сам и никто более. На том и порешили – по приезде в Москву я изыщу возможность с оказией поставить доверителя в известность о сделанном мне приглашении, а он уже определится с вопросом о представительстве его интересов. Однако затем в Генеральной прокуратуре, видимо, снова что-то поменялось, и вновь наступило затишье.
Завершилось оно в самом конце 2006 года после возвращения в столицу из Башкирии следователя Салавата Каримова, который какое-то время занимал должность первого заместителя прокурора республики. Вероятно, чтобы оправдать свое повторное появление на федеральном уровне, «киллер олигархов», как его называли журналисты, и движущий мотор первого уголовного дела против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева рьяно взялся за привычное ему занятие и на основе наработок заменявших в его отсутствие следователей оперативно сотворил новое обвинение своим старым знакомцам. О серьезности намерений Каримова свидетельствовало этапирование Лебедева из колонии в заполярном поселке Харп в Читу, куда в то же время привезли и Ходорковского из еще более далекого Краснокаменска, окрестности которого он называл краем политзаключенных, каторжан, ссыльных декабристов и урановых рудников.
Последовательностью и скоротечностью следственных процедур второе предварительное расследование мало чем отличалось от первого. В последних числах декабря 2006 года Ходорковскому и Лебедеву официально объявили о том, что они подозреваются в легализации. Но без вразумительных объяснений, какое конкретно, по мнению следствия, преступление лежало в основе такой легализации. Едва в феврале следующего года предъявили обвинения, как почти сразу – через 10 дней – следователи сообщили о завершении следствия, чтобы тут же начать ознакомление с многочисленными томами уголовного дела, кстати в существенной части вобравшими в себя «доказательства» из первого процесса. Хотя различия, конечно, присутствовали. Если ведение следствия в Москве по месту нахождения штаб-квартиры ЮКОСа не вызывало сомнений, то следственные действия на читинской территории, где нефтяная компания никогда не работала, породили отдельные судебные баталии по вопросу несоблюдения правил территориальной подследственности, которые велись с переменным успехом и завершились только после вмешательства Верховного суда РФ в пользу Генеральной прокуратуры.
Еще одно отличие было связано с изменившейся тактикой защиты. Если по первому делу мы не стали обращаться за помощью к московскому правосудию с обжалованием незаконных действий следствия, то в Чите подход поменялся. В Москве у наших коллег-адвокатов, представлявших интересы самого ЮКОСа, уже был негативный опыт общения с печально известным Басманным судом, куда шли жалобы на самые первые обыски и выемки, активно проводившиеся следственной группой. Результат был нулевой, все основанные на положениях Уголовно-процессуального кодекса доводы отвергались, зато потом отказные постановления судов прокуроры и следователи демонстрировали как доказательства своей якобы абсолютно правомерной деятельности, одобренной в контрольно-судебном порядке.
