Варлен Стронгин - Александр Керенский. Демократ во главе России
30 октября. Понедельник. Войска Керенского не пришли и не придут, это уже ясно. Говорят, что в них не то раскол, то ли их мало. Похоже и то, и другое. Дело не в том, что у Керенского «мало сил». Он мог бы иметь достаточно, прийти и кончить все здешнее три дня тому назад, но опять, наверное, колебался и вытягивал шею к разнообразным согласителям, предлагавшим ему всякие демократические меры во «избежание крови». В Москве 2000 убитых большевики стреляли из тяжелых орудий прямо по улицам. Началось бушевание черни, ибо она тут же громила винные погреба. Да. Прикончила война душу нашу человеческую. Выела и выплюнула».
Отсчитаем время на несколько дней назад.
В ночь на 25-е Керенский ожидал прибытия с фронта воинских частей, которые он вызвал в Петроград, ждал тщетно, пока не получил телеграмму о блокаде железных дорог, о саботаже на транспорте. Ему доложили, что центральная телефонная станция, почтамт и большинство государственных зданий заняты большевиками. В беседе с Коноваловым и Кишкиным Керенский выразил уверенность, что паралич, охвативший демократический Петроград, будет преодолен, как только все поймут, что заговор Ленина – это не плод какого-то недоразумения, а предательский удар, полностью отдающий Россию на милость немцам. На лицах его друзей мелькнуло недоумение: «Кто – все? И когда поймут?» Он понял его, когда они вышли на Дворцовую площадь. На улицах вокруг Зимнего стояли патрули Красной гвардии. На выходе из Зимнего дежурный офицер сказал им, что все подступы к Петрограду заняты большевиками, расположившимися вдоль дорог к Гатчине, Царскому Селу и Пскову. К Керенскому подошли его адъютант и помощник – командующий Петроградским округом. «Идите домой, – повернулся Керенский к друзьям, – еще увидимся». Их лица были задумчивы и печальны, а у него не хватило сил приободрить их, придумывать что-то обнадеживающее, но малореальное не хотелось. Их шаги глухо отражались от булыжной площади, вели в сторону маячившего большевистского патруля, встреча с которым не могла сулить ничего приятного.
У подъезда Керенского ждал автомобиль.
– Как будем ехать? – спросил адъютант.
– Рискнем через город, через центр, – неожиданно предложил Керенский. Он уже садился в автомобиль, когда гудки двух автомашин заставили расступиться красногвардейский патруль и отвлекли его внимание от поравнявшихся с ним Коновалова и Кишкина. Это были машины представителей британского и американского посольств. Они предложили Керенскому ехать в машине под американским флагом. Александр Федорович отвел в сторону англичанина: «Передайте Бьюкенену, что я просил его позаботиться о моей семье, об Ольге Львовне Барановской, моих детях». – «Что еще передать?» – спросил англичанин. «Больше ничего. Джордж знает, что я до конца был верен союзническому долгу».
Керенский вернулся к машинам. «Извините, – сказал он американцу, – но председателю правительства не пристало ехать по русской столице под прикрытием американского флага. А за внимание – спасибо».
Александр Федорович еще не отбросил мысли заехать за Тиме, благо в автомобиле оставалось место, но проезд был настолько опасен, что от этой затеи пришлось отказаться. В машине помимо водителя сидели его адъютант и помощник.
– Поедем по центральной улице, с обычной скоростью, – распорядился Керенский.
«Такой расчет полностью оправдался, – вспоминал он, – мое появление на улицах, охваченных восстанием, было столь неожиданным, что караулы не успевали на это отреагировать должным образом. Многие из революционных „стражей“ вытягивались по стойке „смирно“ и отдавали мне честь».
У контрольно-пропускного пункта на Московской заставе машину обстреляли, пытались задержать в Гатчине, но тем не менее Керенский и спутники благополучно добрались до Пскова. Въехали в город ночью. Устроились на частной квартире у брата Ольги – генерал-квартирмейстера Барановского. Писем от сестры он не получал давно. Почта работала плохо, и немудрено – хаос охватывал страну.
Утром Александр Федорович попросил шурина пригласить на квартиру командующего Северным фронтом генерала Черемисова, чья ставка находилась в городе. Разговор с ним проходил в резких выражениях. Сразу выяснилось, что генерал завел «флирт» с большевиками. Продвижение войск к Петрограду было остановлено по его приказу.
– Вы нарушили мое распоряжение, – заметил ему Керенский.
Черемисов хмыкнул и, не сказав ни слова, удалился. Не было сомнений, что он сообщит о встрече с Керенским новым хозяевам положения. Машина двинулась дальше, в направлении фронта, но вскоре пришлось повернуть назад. Стало известно, что по всем фронтам распространяется заявление генерала Черемисова о том, что отправка войск в Петроград приостановлена с согласия Керенского, будто бы он сложил с себя полномочия и передал их генералу.
Ночью большевики захватили Зимний дворец и арестовали Временное правительство, а также захватили самую мощную в стране царскосельскую радиостанцию. На передовых линиях фронта они занялись дезинформацией солдат.
29 октября в столице вспыхнуло антибольшевистское восстание. Его руководители связались с Керенским, просили о помощи, но он был бессилен что-либо сделать. Штаб восставших располагался в Михайловском дворце, в центре города. Керенский решил подоспеть туда, но машина с трудом доехала лишь до Царского Села.
Бывший дворцовый комендант генерал Воейков в своих мемуарах с упоением описывает этот факт: «25 октября в 11 часов свершилось великое событие – бежал А. Ф. Керенский, а еще 13 мая Кавказский корпус постановил пожаловать его Георгиевским крестом, как первого гражданина российских резервных войск и выдающегося героя, совершившего великие подвиги в борьбе за свободу земли русской…» Ненависть и злость отнюдь не лучшие советчики в оценке личностей. Воейков умалчивает о том, что Керенский, вынужденный покинуть столицу, пытался поднять армию Северного фронта против большевиков Петрограда, и как можно скорее, чтобы успеть помочь воюющим с ними офицерам и юнкерам, обосновавшимся в Михайловском дворце. Понимание их участи терзало его душу. Керенский встречается в Царском Селе с генералом Красновым, доказывает ему необходимость начать наступление на столицу.
Генерал-лейтенант Петр Николаевич Краснов, с 1919 года проживавший в эмиграции, был плодовитым литератором, особой популярностью пользовался его четырехтомный роман «От двуглавого орла к красному знамени». Вот как описывает Краснов свою встречу с Керенским: «Я шел к Керенскому… Когда он был министром юстиции, я молчал, но когда стал военным и морским министром, все возмутилось во мне. „Как, – думал я, – во время войны военным искусством берется управлять человек, ничего в нем не понимающий?!“ Я иду к нему этой лунной волшебной ночью, когда явь кажется грезами, иду как к верховному главнокомандующему, …не к Керенскому иду, а к родине, к великой России, от которой отречься не могу… Она избрала его, пошла за ним, она не смогла найти вождя способнее, пойду помогать ему… Я сразу узнал Керенского по тому множеству портретов, которые я видел, по фотографиям, которые печатались тогда во всех иллюстрированных журналах… Я доложил о том, что нет не только корпуса, но нет дивизии, что части разбросаны по всему северо-западу России и их раньше необходимо собрать. Двигаться малыми частями – безумие.
