Жорж Сименон - Я диктую. Воспоминания
К сожалению, у крупных собственников и буржуазии долгая жизнь. Если христианство и другие религии сдают позиции, то остается еще одна религия, куда более живучая, — религия денег.
Доказательством тому служат речи правителей большинства стран, а зачастую, увы, и голоса избирателей.
И все-таки революция неизбежно совершается; можете называть ее, если угодно, эволюцией, но я отношусь недоверчиво к слову «эволюция»: оно только искажает и затуманивает реальность.
Я не политик, не экономист. И в глубине души горячо желаю, чтобы Льеж (называю Льеж, потому что это мой родной город, хотя мог бы назвать любой другой) не был больше разделен на три зоны, чтобы эволюция не оказалась чисто внешней и не привела к замене давних всемогущих хозяев сталелитейных заводов, обитавших на бульваре Пьерко, предпринимателями, которые с благословения правительства стремятся заменить чистые и скромные домики замаасского квартала бетонными домами.
Самое забавное, что в этом квартале имеется единственный дом-башня, названный, словно в насмешку, башней Жоржа Сименона.
У меня нет ни одной акции компании, владеющей этим домом. Мне не принадлежит в нем ни единой комнаты. Тем не менее я получаю письма, в которых люди спрашивают, не могу ли я присмотреть им там квартиру.
Мир кипит. И я счастлив этим. Без кипятка не сваришь обеда.
От всего сердца надеюсь, что обед получится хороший и настанет день, когда не будет ни земного рая для власть имущих, ни ада для рабов.
Того же дня, двадцать минут шестого
Каждый день, чтобы не сказать каждый час, случаются драмы. Статистики на этот счет не существует, но я уверен, что большинство происходящих драм — семейные.
Я много занимался криминологией. Являюсь членом Международного общества криминологов, которое высылает мне свои ежемесячные бюллетени.
Конечно, существуют драмы вроде убийства с целью ограбления, начиная с тех, когда из-за двадцати франков нападают на шофера такси, до убийства, в результате которого завладевают драгоценностями на несколько миллионов.
Но такие преступления не дают нам никакой информации о поведении среднего человека или просто человека. В природе тоже существуют агрессивные животные, теперь, правда, не столь агрессивные, как мы думаем или как нас стараются уверить.
Подлинные человеческие драмы происходят чаще всего в рамках семьи, хотя нам пытаются представить ее как некий идеал, на котором все держится.
У этих драм не всегда бывает кровавый исход, при котором погибает один или несколько человек. Есть драмы, которые я назвал бы глухими, неразразившимися.
Но от этого они не легче и не менее жестоки, доказательством чему служит список адвокатов в телефонном справочнике. Если бы они занимались только защитой преступников, он был бы куда как короток. А чем занимаются остальные? Сотни, тысячи адвокатов, имеющие собственные дома, но почти никогда не упоминающиеся в газетах? Это своеобразная аристократия. Они и вправду прекрасно воспитаны, благомыслящи, строго одеты; их призывают, когда нужно урегулировать семейную драму.
Употребив термин «семейная драма», я несколько преувеличил. Эти же адвокаты занимаются тяжбами между крупнейшими промышленными или торговыми компаниями, как национальными, так и транснациональными.
Но если чуть поскрести фасад такой тяжбы, то окажется, что на самом деле она является прежде всего семейной тяжбой.
Все связано. Когда умирает владелец какой-нибудь крупной компании, в тяжбу о наследстве вступают сыновья, внуки, двоюродные братья и сестры, зачастую вплоть до четвертого или пятого колена. Все они в той или иной степени оказываются противниками, но слишком хорошо воспитанными или слишком трусливыми, чтобы воспользоваться оружием.
Револьвером, которым потрясают перед противником, служит знаменитый адвокат. На этой стадии родственные связи учитываются уже не в частной жизни, а только в административных советах.
Пусть-ка любой так называемый адвокат по коммерческим делам заявит мне, что он никогда не вмешивался в жестокую борьбу между прямыми и непрямыми наследниками какого-нибудь крупного промышленника или землевладельца.
В давние времена, когда семья еще считалась божественным установлением, пятилетний младенец получал иногда отцовскую корону. Королевы приказывали умерщвлять своих детей, дабы поскорей воцариться самим, и их ничуть не клеймили за это позором.
Почему же сейчас должно быть по-другому?
Иной раз проходило два или три века, а то и больше, чтобы открылись преступления в царствующих семействах.
Может быть, понадобится столько же времени, чтобы обнаружились махинации, мерзости, бесчеловечность того слоя, который называют сейчас крупной буржуазией, слоя столь же наднационального, как в эпоху королей, когда достаточно было двоюродного родства или женитьбы десятилетнего мальчика, чтобы захватить чужую страну.
18 октября 1976
Вчера утром температура упала с пятнадцати градусов до пяти. И мне пришла на память строчка, кажется, Виктора Гюго, произведшая на меня в детстве сильное впечатление: «Зима, убийца бедняков». В те времена так оно и было.
И еще припомнился писатель Гектор Мало, главную книгу которого читали все люди моего поколения. Я пытаюсь вспомнить, как она называется. В точности названия я не уверен. Что-то вроде «Путешествия маленького савояра по Франции»[109].
Маленький савояр был нищим музыкантом. У него не было никого, кто бы его приютил. Детских домов тогда не существовало. Но ему повезло, и он встретился с человеком, которого я тогда считал стариком, потому что на картинках у него была седая борода, а основным занятием его было, если можно так выразиться, бродяжничество.
Вместе с мальчиком, которого он взял с собой, старик брел от фермы к ферме. Спали они чаще всего на сеновале. Иногда он находил на несколько дней работу: ремонтировал что-нибудь или следил за скотиной, но платили ему не деньгами, а миской похлебки для него и его маленького товарища и позволением ночевать на сеновале.
Разумеется, сейчас все изменилось. Но, на мой взгляд, недостаточно.
Как раз в эти дни в газетах, по радио и телевидению много говорят об одном самом крупном французском капиталисте. Даются свидетельские показания его личного бухгалтера, поскольку у этого капиталиста столько разных предприятий, что, помимо их бухгалтерий, ему понадобился бухгалтер для личного состояния и проведения негласных операций.
Бухгалтер, который изобличил своего хозяина в уклонении от уплаты налогов и других махинациях, находится в тюрьме.
