Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР… - Молчанов Андрей Алексеевич
Уже стояла глубокая ночь, трасса была безвидна и пуста, редкий автотранспорт на наши отчаянные сигналы, выраженные в махании конечностями, не останавливался, стараясь быстрее миновать милицейскую ловушку, и только через полчаса отчаянного «голосования» возле нас затормозила машина с красным дипломатическим номером.
— В город, поближе к центру, — произнес я, вглядываясь в глубь салона, где обретался какой-то очкастый бородатый тип, и боковым зрением отмечая, как из двери поста пулей вылетают оба дежурных, ожесточенно вопя:
— Отойдите от машины!
Да-с, не полагалось советским гражданам в ту пору вступать в контакты с иностранными дипломатами, а уж тем более отправляться на их автотранспорте в неведомые властям дали. Да и мало ли какой контакт мог быть осуществлен между столь противоположными в своем статусе сторонами? А вдруг, наше задержание по пьяному делу, — всего лишь акция прикрытия, а последующая остановка дипломатической машины — финал хитроумной шпионской комбинации? Ох, и нагорит же гаишникам за их нерасторопность в пресечении данного соития разногражданских однополых субъектов!
Но пока взбудораженные менты устремлялись к дипломатическому транспорту, мы уже занырнули в него, и покатили в недра столицы, лишь мельком обернувшись на негодующие физиономии стражей порядка, недееспособно замерших на дороге. От них буквально валил пар нерастраченной к нам ненависти.
Дипломат, представившийся подданным Великобритании, с сочувствием выслушал историю о случившемся с нами злоключении, приятно удивившись, что пониклые граждане с обочины оказались бойко англоговорящими индивидуумами и благородно вызвался довезти нас до дома, с удовольствием внимая гипотезам болтливого Ельникова о перспективах бушующих в стране перемен. Собственно, почувствовав его интерес к себе, как к интеллектуальному информационному источнику, Виталик и витийствовал, экономя таким образом средства на дорогостоящее в это время суток такси.
По прибытии в жилище спирт был незамедлительно разведен и опробован, в полной мере отвечая задаче снятия объективного стресса. Изучив выданную мне квитанцию, Ельников после секундного раздумья сказал:
— Изумительная бумаженция. Дай мне ее на денек, надо наштамповать копии. Народ встанет в очередь. С такой квитанцией — какой с тебя, обреченного, спрос?
Поутру, проснувшись с тяжелой мыслью об утрате водительских прав, я тут же схватился за телефон, принявшись ворошить свои правоохранительные связи.
Дозвонившись в прокуратуру до Полозова, изложил ему ситуацию. Тот перезвонил буквально через пятнадцать минут. Сказал:
— Дуй в ГАИ города. Тебя ждет начальник. Учти: его приятель работает у нас, он представил тебя, как консультанта генерального…
— Секретаря?
— Прокурора!
— А я, представь, звоню из квартиры консультанта именно что секретаря…
— Что же он не помог?
— Не он, а она… Но дело не в половом вопросе. Партия плотно занята решением стратегических задач, и на ГАИ отвлекается только в случаях сопровождения своего кортежа…
Положив трубку и, подтянув штаны, я тут же помчался в знакомое учреждение, где накануне проходил унизительную экспертизу. По пути завернул домой, прихватив на всякий случай из стратегических запасов бутылку виски «Белая лошадь» с изображением унылой кобылы на этикетке.
Начальник ГАИ с места в карьер встретил меня яростной отповедью:
— Вы! Прокуратура! Истязаете нас проверками и придирками, а сами?.. А?!. Вы обязаны служить примером! А сами?!. Вы должны, нет, вы обязаны… — он отпил воды из стакана, переводя дух, а я, воспользовавшись паузой в его обличительном монологе, ниц опустив повинный взор, поставил на казенный письменный стол пакет с валютно-иностранной бутылкой.
Начальник оттопырил ногтем край пакета. Качнул в задумчивости головой.
— «Огненная моча шотландского пони»? — поиграл бровями. — Годится. Но штраф, сами понимаете…
— Конечно-конечно!
Всего-то штраф за пьянку за рулем во время «сухого закона»? Да с таким талоном, пробитым в вопиющей графе «1», можно было ездить, как с удостоверением сотрудника ГАИ!
— Сберкасса за углом, оплачивайте… — и, вдогонку, когда я уже закрывал за собой дверь. — Заходите еще…
Следующим утром позвонил Ельников, взволнованно сообщив:
— У меня грандиозные проблемы!
— Что там еще?.. — отозвался я хмуро, ассоциативно отягощенный по отношению к нему отрицательной эмоцией, после материального ущерба, нанесенного мне органами ГАИ.
— Мне прислали повестку явиться к мусорам по поводу наших с тобой приключений…
— То есть?
— Привлекают к ответственности за передачу управления машины лицу, находящемуся в нетрезвом состоянии. То есть, тебе. А это — лишение прав! Ты-то выпутался, а мне без твоих концов — крышка!
— Вези литруху хорошего конька или виски, — буркнул я.
— Виски можно купить только в валютной «Березке». Купи, доллары я тебе отдам.
— Купи сам.
— У тебя французские права, а с моим паспортом меня возьмут за жопу.
— Ты же говорил, что статью о валюте вот-вот упразднят…
— Да, но этот праздник я не хочу встречать в камере! Хотя… есть у меня один знакомый итальянец, может, сподобится…
— Машину забрал?
— Забрал. Колеса, суки, сдули. За дипломата. Хорошо, не прокололи. И «дворники» свистнули.
Ельников привез литруху. Ей оказалась сакраментальная «Белая лошадь».
— Вы сказали, чтобы я заходил… — просунул я голову в начальственный кабинет шефа ГАИ.
— Во! — откликнулся тот. — Опять, что ли, попался?
— Нет, эхо былого инцидента… Дело в том, что я ехал на чужой машине…
— Кто хозяин машины?
— Журналист-международник, уважаемый человек…
— Пакет поставь в угол, — приказал начальник деловым тоном. — Там тоже что-то международное?
— Не изменяю традициям…
— Ну, значит, штраф!
Как я уяснил, в этом кабинете издержки «сухого закона» не ощущались в принципе. Как, впрочем, и в иных лакированных кабинетах, где под видом чая из чайников разливался с саркастическими ухмылками коньяк, и куда в итоге полетели жизнерадостные отчеты с мест об успешной вырубке элитных виноградников и секретные сведения о возросшей в стране смертности среди тысяч и тысяч бедолаг, отравившихся разного рода самопальной бурдой во имя провозглашенной коммунистической трезвости строителей поблекшего лучезарного будущего.
Возвращаясь к Высоцкому
Позвонил Валера Золотухин:
— Старик, мне пришла идея: напиши книгу о Высоцком. Художественную. Уверен, только ты это сможешь сделать.
У меня — круговорот мыслей. Как писать? От третьего лица? Или от первого? Смог бы — от первого? Влезть в его шкуру и… Как у него: «И вперед головой…» Отвечаю в замешательстве:
— Писать о нем? Либо — от него? По-моему, выйдет или дешевка, или фарс…
— Я тоже об этом думал, — говорит Валера. — А ты — как Тынянов о Пушкине… Отстраненно. Ведь прекрасный получился роман, корректный…
Вот это — ход!
— Подумаю, — говорю.
Подумал. И додумался: в принципе, смог бы. Но — категорически ломает. Тут не просто придется греться в лучах чужой славы, но и самому от этих лучей урвать… Вот Валера без стеснения признается, что Володя его всю жизнь кормит. И книжки свои он продает лихо, потому что хоть и не гений Золотухин, но с гением был документально и фактически весьма на короткой ноге. К тому же за ними общие работы, общее творчество. А тут — здрасьте, некто Молчанов. Тоже решил присоседиться. Ну, знал я Высоцкого, ну, был близок к нему. Но таких, как я — общих, кстати, знакомых, с десяток навскидку пересчитаю, не запинаясь.
Вывод: «Пусть пробуют они, я лучше пережду…»
Но техническое воплощение подобной идеи Валера придумал неординарное. Вот, что значит, пишущий и читающий артист. Зашел с того боку, о котором я и подумать не мог в своих шорах.
Так или иначе — не сподобился, и вряд ли сподоблюсь. Хотя, наверное, стоило бы противопоставить что-то истинно художественное и пронзительное той макулатуре, что была посвящена не столько ему, сколько авторской саморекламе.