Любен Георгиев - Владимир Высоцкий. Встречи, интервью, воспоминания
Уже в наши дни Игорь Кохановский объяснил, почему они выбрали МИСИ и почему так легко попали туда. Во-первых, для профессии инженера-строителя больше подходили юноши, чем девушки, и, во-вторых, в институте очень ценились спортсмены-разрядники. Их просто уговаривали поступать. И когда выяснилось, что один из двух друзей имеет первый разряд по хоккею, им назвали экзаменационные темы сочинений по литературе. «Мы списали все, что нужно, — признается Кохановский, — и получили хорошие отметки». Но несмотря на то, что сам Игорь закончил институт, он не стал инженером, а посвятил себя поэзии.
Нина Максимовна, которую радовала перспектива увидеть сына инженером, купила ему чертежную доску. Но чертил на ней главным образом Игорь, Володя же обычно расхаживал по комнате, думая о чем-то своем.
— Хорошо помню, как однажды поздно вечером, точнее, даже ночью, они сидели и чертили у нас дома, — рассказывает Нина Максимовна, — это было в середине первого курса. И вдруг я услышала, как сын кричит: «Все! Хватит! В этом институте я больше не учусь!» Я зашла к ним в комнату и увидела, как Володя выплескивает на свой чертеж тушь из банки. (Этот чертеж я храню до сих пор.) «Инженерной деятельности с меня довольно, не могу больше», — говорит он, смеясь. Наутро я бросилась к своему мудрому свекору за советом. Владимир Семенович сказал, что надо идти в деканат и там искать союзников, чтобы вместе удержать парня от глупости. Конечно, это казалось нам глупостью: поступить в институт и вдруг… Я пошла в деканат. Декан института вызвал при мне Володю и сказал ему: «Высоцкий, не делайте опрометчивого шага, у вас явные способности к математике». «Вполне возможно, — уверенно ответил Володя, — но инженером я быть не хочу и не буду. Это не мое, понимаете? Так зачем же мне занимать место, предназначенное для другого, которому это нужнее, чем мне?» А вечером дома Владимир сказал: «Ты, мама, не волнуйся, я знаю, что придет время, я буду на сцене, а ты будешь сидеть в зале, и тебе захочется рядом сидящему незнакомому человеку шепнуть: «Это мой сын». Я стану актером, хорошим актером, и тебе стыдно за меня не будет». И я как-то сразу ему поверила и уже не переживала так сильно.
Не желая огорчать отца, который очень хотел, чтобы сын стал инженером, Владимир, бросив институт, целый месяц жил у своего товарища— Толяна (Утевский). Там он и начал готовиться к поступлению в театральный.
Помогал ему Владимир Николаевич Богомолов, который на прямой вопрос Нины Максимовны, может ли ее сын посвятить жизнь сцене, совершенно однозначно ответил: «Не только может, но и должен сделать это, потому что у него талант». Но конкурсные экзамены Владимир выдержал с трудом — мешал хрипловатый голос. «Какой Высоцкий? Который хрипит?» — говорили о нем. «Есть чувство ритма, но нет голосовых данных», — отрезал один из членов комиссии. Пришлось обратиться к профессору-ларингологу. После обстоятельного осмотра он дал заключение: голосовые связки пациента нормальны, и голос его поддается обработке. Следует заметить, что когда Высоцкий говорил тихо, его голос был вовсе не таким, каким мы знаем его по сцене и эстраде. Это отмечал и Леонид Утесов, с которым Высоцкий и Марина Влади одно время были соседями. На вопрос знаменитого певца, почему так получается, Высоцкий ответил, что каждый ищет свою индивидуальность — иначе было бы неинтересно: артист должен иметь свой голос, по которому его будут узнавать, и надо приложить усилия, чтобы этого добиться. Так что уникальность голоса Высоцкого не только врожденная, но и сознательно приобретенная. «Сейчас это звучит неслыханно, — пишет Геннадий Полока, — Высоцкого с его неповторимым голосом даже переозвучивали!»
Так, осенью 1956 года Владимир Высоцкий поступает в самое престижное высшее театральное учебное заведение — Школу-студию имени Вл. И. Немировича-Данченко. Четыре года он учится у Павла Массальского и Александра Комиссарова. Одновременно овладевает искусством игры на гитаре, сочиняет мелодии к своим стихотворениям и начинает исполнять свои песни сначала перед сокурсниками, а потом и в более широкой аудитории.
Впрочем, гитара появилась в доме чуть раньше. Владимир получил ее 25 января 1955 года, в день своего семнадцатилетия. Перед этим он сказал матери: «Ты будешь искать мне подарок, купи гитару». И когда взял ее в руки, отложил самоучитель в сторону со словами: «Это уже лишнее, я и так могу играть». Настроил гитару и заиграл вполне прилично. Но свои песни под гитару он начал исполнять позже, когда уже был студентом Школы-студии. Тогда же в нем особенно ярко проявилось чувство юмора. Владимир пристрастился к пародийному жанру.
В 50—60-е годы огромным успехом среди студенческой молодежи пользовались «капустники». Это были настоящие неформальные студенческие фестивали самодеятельности и остроумия, становившиеся парадами свободного, бесцензурного слова. Естественно, партийные и комсомольские организации настороженно относились к подобным мероприятиям и нередко празднества заканчивались неприятностями вплоть до выговоров и исключений из института. На «капустниках» студенты воевали с окружающей казенщиной, боролись за право свободомыслия, они импровизировали, пародировали, не повторяя чужих текстов и чувствуя себя раскрепощенными и независимыми. А что может быть большей радостью, чем ощущение духа свободы? Независимо от цены, за это заплаченной.
И именно на «капустниках» проявились у Высоцкого способности к пародийному жанру. Он изображал известных мхатовцев — Массальского, Тарханова, Кедрова, Радомысленского, шаржируя их характерные черты. С незлобивым юмором, доводя до абсурда, показывал сцены из студенческой жизни. Шарж и пародия всегда были рядом с ним — на концертах, на репетициях, просто на улице. Не будем забывать, что ему в эту пору было чуть больше семнадцати.
Владимиру редко удавалось попасть на настоящую сцену, а так страстно хотелось играть. И он стал пользоваться любым подходящим случаем, не ожидая никаких приглашений. Он импровизировал, изображал комические сцены, играл, играл, играл — ведь не кто иной, как великий Шекспир сказал, что жизнь — сцена, а все мы — актеры. Игра окружает нас повсюду — и когда мы киваем кому-то на улице, и когда идем за какой-либо справкой, навещаем больного, являемся на занятия. И все это роли, предварительно отрепетированные и не однажды сыгранные, да и текст их существует с незапамятных времен. Надо лишь научиться достоверно произносить его, даже когда он элементарно прост, вроде ответа на вопрос: «Как поживаешь?» Кто-то сказал, что актерство — вторая природа человека, особенно женщины. Все, что ни сделает или ни скажет тебе женщина, это игра.
