Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком
В этом были свои несомненные плюсы (когда одним делом занимается несколько человек, тут, можно быть уверенным, непременно что-нибудь да сорвется), но и минус был ощутимый: попадись Осип в расставленные силки — ралом порвутся многие связи. А что силков понаставлено вокруг него бессчетное множество, сомневаться, увы, не приходилось. При этом Осип замечал, что масштабы слежки находятся в непосредственной зависимости от объема выполняемой им работы; этим жандармским ищейкам нельзя отказать в отменном нюхе. Прежде, когда он был на вторых, третьих, а то и на десятых ролях, едва ли специально к нему был хоть раз приставлен филер. Риск быть задержанным существовал, конечно, и тогда: могли схватить «с поличным», могла оказаться проваленной явка… да мало ли случайностей подстерегает на каждом шагу подпольщика! Но с некоторых пор все вдруг переменилось — следить стали уже явно за ним, персонально, так сказать.
При желании можно даже вычислить, когда это началось. Пожалуй, с середины января, когда юрбургская пограничная стража напала на след крупного транспорта в Дойнаве и Смыкуцах. Ту партию «Искры», какой трудно было, удалось спасти, жандармы захватили лишь незначительную часть груза. Буквально за час до обыска, с которым нагрянули к Тамошайтису, Осип и Миша Запольский, ковенский помощник его, сумели забрать хранившиеся в сарае пачки с газетой. Одна беда — Анна не успела уничтожить несколько оказавшихся у нее номеров, в результате попала в тюрьму и она сама, и Тамошайтис. В голове не укладывается: зачем ей понадобились эти номера, почему она взяла их себе? Обидная оплошность, нелепый промах, и как же дорого приходится расплачиваться за него! Лишний урок: в нелегальной работе нет мелочей, как раз какие-нибудь мелочи больше всего и подводят…
Так вышло, что именно после успешного вызволения искровского транспорта в Смыкуцах и ощутил Осип особо пристальное внимание жандармов к своей персоне. Просто чудо, да, чудо из чудес, что вот уже два месяца удается водить своих преследователей за нос.
…Осип решил устроить еще одну проверку парню в синей косоворотке. Нырнул под арку трехэтажного дома, здесь, как помнилось, был проходной двор, выводивший прямиком на Госпитальную улицу. Буде парень окажется шпиком — обязательно последует за ним и сразу устремится, конечно, на Госпитальную. Ну и пусть себе бежит туда — Осип же, миновав арку, затаился за одной из бесчисленных дверей черного хода, прильнул к щелке меж двумя рассохшимися досками.
Да, сомнений ужо не оставалось: «синяя косоворотка» был приставленным к нему филером. Вбежав во двор, он быстро осмотрелся и, ничего подозрительного, должно быть, не обнаружив, сломя голову помчался к Госпитальной. Осип знал: через минуту-другую шпик, поняв, что его провели, опять вернется сюда. Значит, нельзя мешкать. Едва шпик скрылся из виду, Осип оставил свое укрытие, вновь вышел в Дворянский переулок, затем, перейдя дорогу, тотчас свернул в первый же двор, через который был выход к Полицейскому переулку. Ну-с, ищи-свищи меня теперь!..
Но нет, не было (уже в который раз замечал в себе это Осип) обычного в таких случаях торжества: вон, мол, какой я ловкий! Просто наступило облегчение, словно освободился вдруг от тяжкой, непосильной ноши. Перемена, происшедшая в нем за последнее время, была столь разительна — даже сам отчетливо ощущал ее. Ра пыле к своей подпольной работе он нередко относился как к увлекательной, захватывающей игре — пусть трудной, пусть опасной; с почти ребяческим азартом отдавался хитроумным затеям конспирации: паролям, кличкам, явкам, условным сигналам, и не было для него большей радости, чем натянуть нос незадачливому какому-нибудь филеру. Привораживало еще и это вот чувство опасности, заставлявшее постоянно быть начеку. (При всем том здесь не было легкомыслия, легковесности, нет, в этом даже и сейчас Осип не мог упрекнуть себя; тут другое, определенно другое, может быть, стремление проверить себя — на смелость, на прочность, на взрослость.) Ныне же многое переменилось. Осип как бы взошел на иную ступень, и с этой высоты по-новому виделись ему и жизнь его и работа. Спал романтический флер, обнажив главное — суть его существования. Этой сутью, самой сердцевиной ее была перевозка искровской литературы. Все остальное отступило, отошло. Уже не до «игры» стало. И Осип многое дал бы теперь, чтобы не было в ого жизни ни филеров, ни слежки, ни необходимости поминутно испытывать свою ловкость…
Билет был куплен вчера; нет ничего хуже — толкаться в кассе перед отходом поезда: железнодорожных жандармов, да и шпиков, в такой час преизбыток. Изрядно покружив по узким привокзальным улочкам, на перроне Осип появился минут за сорок до отправления. Как раз вовремя. Пассажиры густо обступили вагонные ступеньки, но Осип сумел всунуться в середку, и его тотчас внесли в тамбур.
Место на скамье занял крайнее, у прохода: отсюда хорошо просматривается входная дверь, так что, стоит явиться «Марксу», Осип сразу увидит его. Хоть бы уж с ним ничего не стряслось! Нет, не должно бы: человек он в Вильне новый, неизвестный, едва ли успел попасть на крючок. И все-таки Осип был как на иголках.
«Маркс» пришел примерно за четверть часа до отправления. Осипу понравилось, как он держит себя: без суетливости, степенно; встретившись глазами с Осипом, даже и на дольку секунды не задержал взгляда… «Маркс», разумеется, партийная кличка. Но не слишком ли прозрачная? Ведь и в самом деле очень похож на Карла Маркса — не только этой своей особой бородой, но и всем обликом. Осип предпочитал клички нейтральные, так безопасней. Впрочем, многие ль видели фотографический портрет Карла Маркса?..
Тем временем раздался первый удар станционного колокола. Отлично, теперь недолго ждать! И только подумал так — нехорошо, болезненно ворохнулось сердце… В вагон вбежал, нараспах оставив за собою дверь, тот самый филер в синей косоворотке. За ним, за этим шпиком, показался жандарм. Надеяться на то, что их появление здесь случайно, увы, не приходилось.
«Синяя косоворотка» дышал тяжело, загнанно, по многим, видно, вагонам успел сделать пробежку. Судя по тому, как последовательно, от самой двери, не пропуская ни одного лица, оглядывал всех пассажиров, он не знал, в каком вагоне находится Осип. От этого, положим, не легче, все равно некуда деваться. Не встанешь ведь, черт побери, не побежишь: скорее только обратишь на себя внимание! И как раз в эту минуту, бросив беглый взгляд вдоль прохода, филер и наткнулся взглядом на Осипа. И тотчас, как хорошо натасканная гончая, скакнул к Осипу… и жандарм следом…
Жандарм тяжело положил Осипу руку на плечо, как бы притиснул его к скамье, сказал:
