Леонид Леонов - Нашествие
Минуту Таланов стоит посреди, повторяя: "Обезьяны, обезьяны..." Потом начинает снимать фотографии со стен. За этим делом застает его А н н а
Н и к о л а е в н а.
А н н а Н и к о л а е в н а. Что ты делаешь, Иван?
Т а л а н о в. Освобождаю место, Аня. Здесь предполагается обезьянник.
Анна Николаевна закутывает голову шерстяным платком.
Далеко собралась?
А н н а Н и к о л а е в н а (с досадой). И ведь запретила из дому выходить. Солдаты шляются по городу, трезвые хуже пьяных... Аниска пропала, Иван.
Войдя через заднюю дверь, О л ь г а проходит к себе за ширму.
Хоть Ольга-то вернулась, слава богу. (Громко.) Оля, к тебе два каких-то товарища пришли по школьным делам.
О л ь г а. Ничего, подождут.
А н н а Н и к о л а е в н а ушла.
Т а л а н о в. Что у тебя в школе, Ольга?
О л ь г а (Почти беспечно). Как всегда, мама оказалась права. Из ребят никто не явился. (Она вышла, взяла хлеб со стола.) Ужасно проголодалась.
Т а л а н о в. Что же ты делала в школе?
О л ь г а. Заглянула в класс. Пустой, неприбранный... И только сквозняк Африку на стенке шевелит. Там окно разбито.
Т а л а н о в. Одно разбито... или несколько?
Опустив руку с хлебом, Ольга пристально смотрит на отца.
Мы жили дружно, Оля. И у тебя никогда не было от нас секретов. Но вот приходят испытания, и ты выдумываешь разбитое окно... и целую Африку, как могильный камень, нагромождаешь на нашу дружбу. Ты рассеянная. Ты даже не заметила, что школа-то сгорела, Оля.
О л ь г а (ловя руки отца). Милый, я не могла иначе. Я не имею права. Ты же сам требуешь, чтоб я дралась с ними... мысленно требуешь. Кого же мы - Федора туда пошлем? (Нежно и горько.) И я уже не твоя, папа. И если пожалеешь меня - уйду. (И сквозь слезы еще неизвестная Таланову нотка зазвучала в ее голосе.) Ах, как я ненавижу их... Речь их, походку, все. Мы им дадим, мы им дадим урок скромности! И если пушек не станет и ногти сорвут, пусть кровь моя станет ядом для тех, кто в ней промочит ноги!
Т а л а н о в. Вот ты какая выросла у меня. Но разве я упрекаю или отговариваю тебя, Ольга, Оленька!
О л ь г а. И не бойся за меня. Я сильная... и страшная сейчас. В чужую жалобу не поверю, но и сама не пожалуюсь.
Т а л а н о в. Вытри слезы, мать увидит. Я пока взгляну, что она, а ты прими своих гостей. (С полдороги, не обернувшись.) Фаюнин обмолвился, что вечером намечается облава. Так что, если соберешься в школу...
О л ь г а (без выражения). Спасибо. Я буду осторожна.
О т е ц ушел. Ольга отворила дверь на кухню. Она не произносит ни слова. Так же молча входят: Е г о р о в, рябоватый, в крестьянском армяке, и другой, тощий, с живыми черными глазами, - Т а т а р о в, в перешитом из
шинели пальтишке. Говорят быстро, негромко, без ударений и стоя.
Кто из вас придумал назваться школьными работниками? На себя-то посмотрите! А что в доме живет врач и вы могли порознь прийти к нему на прием, это и в голову не пришло?
Т а т а р о в. Верно. Сноровки еще нет. Учимся, Ольга Ивановна.
Е г о р о в. Ничего. Ненависть научит. Мужики-то как порох стали, только спичку поднесть. (Передавая сверток в мешковине.) Старик Шарапов велел свининки Ивану Тихоновичу передать: жену лечил у него... Видела Андрея?
О л ь г а. Да. Он очень недоволен. В Прудках разбили колунами сельскохозяйственные машины. Зачем? В Германию увезут или стрелять из молотилок станут? Паника. А в Ратном пшеницу семенную пожгли. Прятать нужно было.
Е г о р о в. Не успели, Ольга Ивановна.
Т а т а р о в (зло). А свою успели?
О л ь г а. И все забывают непрерывность действия. Чтоб каждую минуту чувствовали нас. Выбывает один - немедля, с тем же именем заменять другим. Партизан не умирает... Это - гнев народа!
Дверь распахнулась. Ничего не понять сперва: шум, плач, чей-то востренький смешок. Не замечая посторонних, вбежала А н н а Н и к о л а е в н а.
А н н а Н и к о л а е в н а. Быстро, дай что-нибудь теплое... юбку, одеяло, все равно!
О л ь г а. Что случилось? С папой? Ты вся дрожишь, мама.
С силой, непривычной для женщины, А н н а Н и к о л а е в н а выдернула из-под кровати чемодан Ольги и наспех выхватывает вещи. Ольга выглянула в
прихожую.
Она под машину попала, мама?
А н н а Н и к о л а е в н а (убегая с ворохом вещей). Самовар поставь... и корыто железное из чулана сюда!
О л ь г а (гостям). На кухню. Там договорим.
Е г о р о в и О л ь г а уходят. Татаров задержался: ему видна прихожая.
По его посуровевшему лицу можно прочесть о происходящем там.
Г о л о с Т а л а н о в а. Я подержу под руки пока... Освободи диван, Демидьевна!
Г о л о с А н н ы Н и к о л а е в н ы. Ничего, милочка, ничего. Здесь их нету... успокойся.
Пятясь и не сводя глаз с Аниски, которую сейчас введут в комнаты,
появляется Д е м и д ь е в н а.
Д е м и д ь е в н а (причитая). Махонькая ты моя, зве-ез-дочка, потушили тебя злые во-ороги...
Горе ее бесконечно.
Картина вторая
И вот переселение состоялось. Теперь жилище Таланова ограничено пределами одной комнаты, заваленной вещами: еще не успели разобраться. Вдоль стен наспех расставлены кровати: одна из них, видимо, спрятана за ширмой. Веселенькая ситцевая занавеска протянута от шкафа к окну, закрытому фанерой. В углу, рядом со всякой хозяйственно-обиходной мелочью - щетка, самовар, еще не прибитая вешалка, - стоит разбитый, вверх ногами, портрет мальчика Феди. Поздний, по военному времени, час. У Фаюнина передвигают мебель, натирают полы: торопятся устроиться до ночи... Только что закончилось чаепитие на новом месте. Присев на тюк возле стола, А н н а Н и к о л а е в н а моет посуду. Т а л а н о в склонился над книжкой
журнала.
Т а л а н о в (откладывая книгу). Так рождается новая область медицины: детская полевая хирургия!
С фаюнинской половины слышен визгливый голос Кокорышкина: "Краем, краем заноси... Люстра, люстра! В ноги надо смотреть..." Треск мебели, жалобный звон хрустальных подвесок, что-то упало и покатилось. "Мильонная вещь, деревенщина!" Какой-то огромный предмет протаскивают за открытой дверью. В жилетке, с перекошенным лицом, влетает, обмахиваясь картинкой, К о к о р ы ш к и н, произносит: "Упарят они меня нынче. Откажуся, откажусь... Капусту стану садить!" - и исчезает. Таланов идет закрыть дверь, но и после сюда сочится брань и скрежет; кажется, нечистая сила переставляет там стены с места на место, а на матовом стекле появляются размахивающие руками силуэты и тени фантомов, занятых благоустроением
фаюнинского уголка.
Помяни мое слово: съест Фаюнина наш Кокорышкин. В гору пошел!.. Ну, спать пора, Аня, поздно.
А н н а Н и к о л а е в н а. Надо еще Ольги дождаться. (Вдруг.) Как ты думаешь, зачем сюда приехал Федор?
Т а л а н о в. Не надо о нем, Аня. Мы похоронили его еще тогда, три года назад.
