Леонид Леонов - Нашествие
А н н а Н и к о л а е в н а. Бог его накажет... пусть бог его накажет!
О л ь г а увела плачущую. Федор выдерживает пристальный взгляд отца.
Ф е д о р. И опять сорвалось. Вот три дня мотаюсь по городу... и все додумать не умею. Сто мильонов разве меньше, чем я?.. Мелькнет ниточка и рвется. Озяб я... Дай мне лекарство, отец, чтоб спалило все внутри... Дай!
Т а л а н о в (не сразу). Хорошо, я дам тебе лекарство, сильней которого нет на свете.
Ф е д о р (хрипло). Сейчас дай.
Т а л а н о в. Сейчас дам. Выпей его залпом, если сможешь.
Он неторопливо отдергивает веселенькую занавесочку. Сперва и не поймешь, в чем дело. Сгорбясь, сидит Д е м и д ь е в н а, поглаживая кого-то, лежащего на кровати и накрытого почти с головой. Из-под одеяла
посверкивают горячечные точечные зрачки.
Можно к вам, Демидьевна?.. Не задремала?
Д е м и д ь е в н а. Не может. (С глухой мужицкой лаской.) Спи ты, касатка. Спи ты, яблонька моя полевая. Спи...
Т а л а н о в. Вот тебе лекарство, Федор. Оно на человечьей крови замешано.
Ф е д о р (почти спокойно). Кто же это?
Т а л а н о в. Ты видал ее у нас. Смешную Аниску помнишь? Она. Ей пятнадцать. Их было много... рыжих, беспощадных. Твоя мать нашла ее уже на дровах, в сарае. Всю в занозах.
Д е м и д ь е в н а. Была смешная, да и ни смешиночки в ей не осталося.
А н и с к а (высвободив голову и каким-то дрожким, пылающим голосом). Ска-азку давай... баушка. Где ты, где?
Д е м и д ь е в н а. Тут я, тут, яблонька. (Напевно и меланхолично.) И вот, махонька моя, лишь успел он вымолвить свое прошение, глянь - идут к нему полем четыре великих мастера. За руки держутся, голова в облаках. Один в сером, другой в полосатом пальте, в белом третей, а четвертый в черном. Ветер, дождь, мороз-воевода...
А н и с к а (с проблеском сознанья). А в черном-то кто же... баушка?
Д е м и д ь е в н а. А в черном пальте - солнышко. В черном-то, чтоб ему ненароком не спалить чего. Оно куда и полюбовно глянет, а там огонь бурлит.
Аниска заулыбалась, довольная, поднялась на локте. Демидьевна откидывает
со лба ее волосы.
И пошла меж их дружная работа. Ветер пыхтит - дорожки подметает, дожжик рощу моет, а солнышко радугу над воротами меелким гвоздичком приколачивает...
Ф е д о р (грубовато, тронув Демидьевну за плечо). А ну, пусти меня посидеть близ нее, нянька.
Демидьевна смотрит на Таланова, тот разрешительно кивает.
Т а л а н о в (вполголоса). Приподними ее немножко.
Д е м и д ь е в н а. Подымайся, звездочка. Ты его не бойсь. Это сынок хозяйский, Федор Иваныч. Он тебе пряничек преподнесет.
Безотрывно, опершись локтем в колено, Федор смотрит в горящие глаза
Аниски.
Ф е д о р. Есть у ней кто-нибудь из родни-то?
Д е м и д ь е в н а. Были. Были у ей и браты, соколиной рати. Один-то убит, в десантной части. А другой и пононче бессонно бьется. Танкист он подмосковный. Одна я у ей тута. А и самоё - утресь завязало в узелок, и развязаться не могу...
Ф е д о р (в самые глаза). Здравствуй, Аниска.
В лице Аниски родится ужас.
А н и с к а. Ой, беги, беги... они тебя за шею повесят, беги-и!
Она бессильно отваливается к стене. Федор поднимается, разминаясь.
Ф е д о р. Хватит мне, пожалуй. Уж больно жжет...
Д е м и д ь е в н а (Таланову). Спиночку-то еиную не показать ему? Спиночка-то вся сургучом закапана. (Решительно Аниске.) Сыми, давай, рубашечку-то, чернавушка. Пускай Федор Иванович посмотрит. Он из путешествия воротился, еще не знает...
И вот начала было приподымать розовую, с прошивками, Ольгину сорочку, но
Таланов остановил ее, а Федор уже отошел.
Т а л а н о в (поверх уже задернутой занавески). Лекарство пора, Демидьевна... Вот и все, Федор. Ну, спать нам тебя положить негде, а уж ночь во дворе...
Ф е д о р (смотря на свой портрет). Слушай... у тебя здесь никого нет?
Т а л а н о в. За дверью - Фаюнин, а здесь - нет. А что?
Ф е д о р. Поцелуй меня, отец. В лоб. Вперед и за все разом поцелуй... Можешь?
Таланов криво усмехнулся на непонятную просьбу сына. Вернулась на цыпочках О л ь г а. И вдруг оказывается, сами того не замечая, все смотрят на один и тот же предмет: тазик с ярко-красными бинтами после перевязки. Ольга делает прерывистое движение убрать таз, и это выдает тайну. Сдержанное лукавство проступает в лице Федора. Зайдя сбоку, он сильным и неожиданным движением сдвигает ширму гармоникой. Там стоит
Колесников.
Э, да у вас тут совсем лазарет. Комплект!.. Ну, как, приятно стоять за ширмой?
О л ь г а. Понимаешь, он случайно вывихнул руку, и вот...
Ф е д о р (насмешливо). Не вижу смысла скрывать... что к врачу на прием зашел такой знаменитый человек. (В лицо.) А за вас большой приз назначили, гражданин Колесников.
К о л е с н и к о в. Мне это известно, гражданин Таланов.
Ф е д о р. И все-таки за тебя - мало. Я бы вдесятеро дал. (Четко и не без вызова.) Вникни, старик, в мои душевные переливы. Сейчас я пойду из этого дома вон. Пока не выгнали. Никаких поручений мне не дашь?.. Могу что-нибудь твоим передать, а?
К о л е с н и к о в. Да видишь-ли... нечего мне передавать. Да и некому.
Ф е д о р. Та-ак, понятно. Как говорится в романах: и он удалился, низко опустив голову. Зря зашел, наследил только. (Наклоняясь к ногам.) Вы чего тут наделали в благородном семействе? Пошли вон!
И действительно, создается впечатление, что это устыженные ноги торопятся вынести его из дома. Все тревожно провожают его взглядом: какую решимость
уносит он под этим шутовством? Ольга, не выдержав, рванулась вслед.
О л ь г а (вдогонку). Большие деньги можешь заработать одним ударом! (И сразу ослабев.) Он все любовь переживает, шут гороховый.
Он обернулся на эту пощечину. Высоко приподняв одну бровь, он обводит всех почти смеющимися глазами. Потом резкий поворот, рывок в дверь, что то
упало на кухне, - и молчание.
(Презрительно.) Любовь переживает...
Т а л а н о в. Это ты зря сделала, Ольга. Теперь, я боюсь, вам придется быстро уходить отсюда, Андрей Петрович.
Колесников двигается к выходу. На пороге его останавливает А н н а
Н и к о л а е в н а.
Выпусти Андрея Петровича.
А н н а Н и к о л а е в н а (шепотом). Нельзя. Во дворе какой-то человек стоит. В шляпенке. Мычит и весь дрожит при этом.
Т а л а н о в. Может, больной ко мне?
А н н а Н и к о л а е в н а. Какие же теперь больные! Не думаю.
О л ь г а. Как же Федор-то ушел в таком случае?
А н н а Н и к о л а е в н а. Значит, не Федор ему нужен.
Двустворчатая дверь торжественно открывается. В одной жилетке, с приятностью в лице, в упоении от достигнутого могущества, входит Ф а ю н и н. Сзади, с подносом, на котором позванивают налитые бокалы, семенит К о к о р ы ш к и н. Шустренькая мелодия сопровождает это
парадное шествие.
Ф а ю н и н. Виноват. Хотел начерно новосельишко справить... Да у вас гости, оказывается?
