Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь
Изложил свои сомнения Туру. Он признался, что его тоже кое-что смущает: лопасти малы, пожалуй. Однако подождем, что скажет Норман.
Диагноз Нормана был суровым: "В Гамбурге напортачили!" Зато прогноз обнадеживающим: "Мигом исправим". Насупился, почертил на бумажке, развил деятельность…
И вот уже немец-столяр Цилих, которого разыскали в окрестностях Эль-Курны, стал приводить рули в желаемый вид.
Но дух "Ра" витал… Столько в прошлых плаваниях намучились мы с веслами, что ни в коем случае не хотели повторений печального опыта, жаждали обезопаситься — и, обжегшись на молоке, возможно, дули на воду. То вилка сконструирована неудачно, то видно было сразу, что и круглому стержню весла в квадратной уключине будет плохо.
Вскоре мы имели в сечении не круг, а — слава столяру Цилиху! — овал, то есть в квадратном отверстии находилась сплющенная жердь. А она, естественно, под напором воды норовила лечь на плоскую свою сторону. Не руль — автопилот какой-то. Куда же с ним в океан?!
И вот срок спуска настал. В шесть утра мы были у стапеля. Уточнили, кто чем будет заниматься и за что отвечать, и разошлись по местам. Надлежало срочно доделать все, без чего судно не могло быть спущено, а также хотя бы кое-что из того, с чем на суше справляться легче, чем на воде. Иными словами, предстояло бесконечное, кропотливое связывание дерева с деревом, каната с канатом — нудный, трудоемкий и, честно сказать, осточертевший процесс.
Работа, как всегда, шла медленно, а время летело гораздо быстрее, чем обычно. Тур с тревогой поглядывал на часы. К полудню стал собираться народ. Во дворе рестхауза, тихонько переговариваясь, в вежливом ожидании сидело приезжее начальство в парадных бурнусах.
Нам бы тоже присесть, перевести дух, осмотреться. Однако нас трясла церемониальная лихорадка. Мы больше не были хозяевами ни кораблю, ни себе: площадкой завладевал зритель. Зритель прибывал, шумел, радовался и призывал начинать спектакль.
Спектакль открылся торжественным прологом. Дочь бригадира арабов разрезала ленточку, сам же он обмакнул руку в кровь жертвенной овцы и шлепнул по борту ладонью. Прозвучало имя, давно нам известное. До сих пор мы в обиходе его избегали — странным казалось обращаться с ним к неуклюжей громадине, к чудищу на помосте. Но, видно, и впрямь настал срок соломе превратиться в корабль:
— Нарекаю тебя "Тигрисом"!
Тросы напряглись. Лодка пошла. Платформа, на которой она строилась и с которой скоро должна была расстаться, на прощанье служила ей санями. Сани же вели себя так, словно под их полозьями не рельсы, обильно смазанные солидолом, а скрипучий песок. Никакой инерции корабль не накапливал. Полз, пока тащили, и останавливался, едва переставали тащить.
У самой воды, там, где по нашей просьбе разобрали часть набережной, рельсы пересекали участок свежеутрамбованной земли — гора завершалась как бы трамплином. Подходя к нему и будто почуяв финиш, судно разогналось, заскользило, выскочило на уступ, зависло, сунулось в реку — ура! И тут же застыло как вкопанное.
Свежий грунт, как его накануне ни уплотняли, ни ровняли бульдозером, не выдержал тяжести, подался, просел, рельсы выгнулись, и лодка увязла кормой. Буквально в нескольких метрах от цели! Полкорпуса уже плавало. Лучше бы не плавало, потому что теперь против нас работал закон Архимеда: выталкивая из воды нос, вдавливал корму крепче и глубже.
Не знаю, сколько бы мы еще мыкались у проклятого стога. Ночь опускалась. Хейердал терял самообладание. Но случилось так, что ехал мимо двадцатипятитонный "КрАЗ" со щебенкой, а в кабине его находились советские шоферы, Владимир Носов из Иркутска и Владимир Митюк из Москвы.
Два Володи заметили, проезжая, нашу беду, притормозили, быстро разобрались в обстановке — и предложили пихнуть.
Предложение сперва повергло нас в замешательство — боялись за судно и за них самих. Но выбирать не приходилось. Вспыхнули и уперлись в корму лучи автомобильных фар, и кинооператоры получили новый выигрышный сюжет для съемок.
Мы сложили бревна Т-образно, поперечное прижали к корме, продольное уткнули в бампер "КрАЗ" а — не сколачивали, не связывали, а держали на весу, в опасной близости к радиатору. Бревна срывались, падали, мотор выл, дождь хлестал — кошмар!
Рыча и взвывая, нависая грозной громадой, то пятясь, то надвигаясь, "КрАЗ" пихал лодку. Пихал, пихал — и спихнул, с плеском, с брызгами, кажется, даже с куском берега.
Тем и завершился спуск.
До утра лило и грохотало, палатка наша содрогалась от ветра, и Ксюша волновалась, что ее сорвет, унесет.
А наутро взошло солнце, ветер утих, лужи высохли, и в реке — огромным золотистым лебедем — наша лодка. Сплошная идиллия. Кажется, и не было "вчера".
Глаза слипаются, зевота… Хоть за полночь, но чтоб не меньше страницы. Главное — себя пересилить, чтобы выработался стереотип. Потом дело пойдет само по себе, и ежедневные записи станут потребностью. Это было очень важно, ведь дневник — не прихоть, а часть программы. Михаил Новиков специально просил: регулярно, без пропусков, иначе снизится ценность.
Был не в настроении и понаписал чепухи: "По всей видимости, мы не отплывем никогда… Продолжим понемножку приобретать различные полезные навыки. Овладеем столярным, плотницким, шорным, малярным делом, далее кузнечным, ткацким, швейным, гончарным…
Пойдут по белу свету легенды о странном племени знатоков ремесла, основавших в нижнем Двуречье слободу Хейердаловку. Об их веревочно-консервной цивилизации. О ритуальных возгласах "Йелла" и о культе Августовского Камыша.
Гиды станут объяснять экскурсантам: "Справа Тигр, слева Евфрат, посредине — ковчег, знаменитый тем, что строится чуть не с прошлого потопа и, вероятно, опоздает к следующему".
Мирно, в неустанных трудах проживем свои дни. Уход на пенсию ознаменуем подъемом мачты. Оставим на память о себе изумленным потомкам пирамиду из продуктовых жестянок, обрамленную канатными бухтами, увенчанную якорем, так и не познавшим морского грунта.
Да, кажется, корпус корабля собирается пускать корни на дно…"
А назавтра вдруг повеяло ветром странствий. Во-первых, мы наконец-то получили от соответствующих инстанций разрешение выходить в эфир. Норман обрадовался, тут же развернул рацию, на пробу послал позывные… И почти сразу — "Юрий, твои!"
Наши сигналы принял Валерий Агабеков, радиолюбитель из Ессентуков. Слышал он нас прекрасно, мы его — тоже. Он произвел какие-то хитрые манипуляции, соединился с Москвой, попросил вызвать мой домашний телефон… И начало радиоконтактов "Тигриса" ознаменовалось тем, что я поговорил с тещей!
