Людмила Третьякова - Красавицы не умирают
Хорошо зная свою дочь, Мария Федоровна понимала, что именно такой человек может покорить ее сердце и воображение. И кажется, это уже произошло. Та особая приязнь, которой дарит Екатерина князя Петра, привлекает внимание не только родственников. Разве можно иначе истолковать дружеский упрек князя Куракина в адрес царской дочери, доведенный до сведения императрицы: «Умоляю, ваше величество, выразить от меня крайнее огорчение о том, что она до сих пор не почтила меня ни одной строчкой, между тем как Багратион получил от нее, как он мне сам говорил, уже три письма»...
Естественно, ничто так не могло обезопасить императорское семейство от нежелательных пересудов или даже вещей более серьезных, чем замужество Екатерины. В 1807 году для нее планировалось три жениха: принц Баварский, принц Вюртембергский и один из сыновей эрцгерцога австрийского Фердинанда. Однако ни с одним из них дело до свадьбы не дошло.
В следующем году претендентом на руку прекрасной россиянки стал император Франции. Вероятно, ответ дошел до Наполеона в более мягкой форме, чем та, которую избрала Екатерина Павловна: «Я скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца». И все-таки, говорят, Наполеон был сильно раздражен.
1 января 1809 года Екатерина Павловна обручилась с принцем Ольденбургским, а 18 апреля состоялась свадьба. Императрица известила Багратиона о знаменательном событии, и он прислал молодым свои поздравления и свадебный подарок.
Принц Георг Ольденбургский приходился Екатерине двоюродным братом. Сын незначительного немецкого князька, состоявший на русской службе в чине генерал-майора, он ровным счетом ничем не был примечателен, составляя в этом плане разительный контраст со своей супругой. Назначенный тверским, новгородским и ярославским генерал-губернатором, он оставался как бы мужем своей жены. Впрочем, его губернаторство имело для Романовых ту несомненную выгоду, что надежнее всех венчаний отдаляло Екатерину от князя Петра...
Однако, как только наступало лето, Екатерина Павловна появлялась в Павловске. Их взаимная симпатия снова грозила стать притчей во языцех высшего света, тянувшегося сюда вслед за императорским семейством. Но теперь очередь волноваться, наблюдая бродивших по павловскому парку Багратиона и Екатерину, настала для ее старшего брата, Александра I. Что составляет предмет их долгих разговоров? У нового императора, взошедшего на трон, переступив труп отца, был свой резон интересоваться тем, что стоит за сближением его сестры и боевого генерала. Накатывавшие события заставляли его поневоле быть подозрительным. После заключения мирного договора с Наполеоном он услышал ропот недовольства и осуждения своих подданных. Да что подданных? Родная и любимая сестра высказала ему немало горьких слов и упреков в неумении отстоять интересы России. Само по себе это могло и не особенно волновать его. Так, небольшие семейные распри. Но когда он понял, что Екатерина сделалась фигурой весьма популярной в обществе, настроение его изменилось. Близость к ней генерала, в руках которого была реальная военная сила, способная подняться по его единому слову, становилась опасной. Александр умел прятать свои истинные чувства, но теперь неприязнь к Багратиону поселилась в нем прочно. Он подозревал его в сговоре с сестрой, в выжидании момента, когда можно будет покончить с ним. И, надо сказать, донесения шпионов, оседавшие у него на столе, подтверждали его самые мрачные предположения.
Шведский посол граф Стединг писал своему королю о том, что в обеих столицах открыто обсуждается вопрос о замене царя: «...доходит даже до утверждений, что вся мужская линия царствующей семьи должна быть исключена, и, поскольку императрица-мать, императрица Елизавета не обладают надлежащими качествами, на трон следует возвести великую княгиню Екатерину».
Той же осенью 1807 года, когда составлялось это донесение, было перехвачено письмо, посланное неизвестным корреспондентом в Россию, содержание которого, однако, не оставляло сомнений в готовящемся на Александра I покушении.
«Разве среди вас больше нет ни П..., ни Пл..., ни К..., ни Б..., ни В...?» — спрашивал анонимный автор, и в начальных буквах сокращенных слов легко угадывались имена лиц, принимавших участие в убийстве Павла I: Палена, Платона Зубова и других.
«...Говорят, что русский император будет убит», — в письме, датированном 1 сентября 1807 года, пишет Наполеон.
Итак, мысли о смещении монарха носятся в воздухе, как и имя той, что обладает «надлежащими качествами», чтобы заменить развенчавшего себя в глазах общества Александра и стать новой императрицей — Екатериной III. Это — Екатерина Павловна Романова.
В какой мере слухи о перевороте, вновь открывавшем путь на русский трон женщине, имели под собой реальную основу? Этот вопрос остается до сих пор не выясненным. Главная трудность здесь в отсутствии документов, подтверждающих существование заговора. Но ведь бумаги, содержащие такого рода сведения, горят в первую очередь.
Как бы там ни было, но несомненно то, что общность взглядов на вещи, принципиально важные для них, лишь усугубила взаимную симпатию Багратиона и Екатерины. Что же было — это принципиальное? В первую очередь Россия. Со всем клубком трудных, порой трагических ситуаций преднаполеоновской поры и самой эпохи 12-го года.
Н.М.Карамзин, связанный с Екатериной Павловной узами дружбы и душевного расположения, говорил о ней: «Она русская женщина», подчеркивая ее патриотичность, чувство глубокой личной заинтересованности во всем, что происходит в государстве. То же самое можно отнести и к Багратиону. Он, грузин по рождению, пожалуй, один из самых «русских» генералов, если понимать под этим готовность ради интересов России забыть самого себя, идти на любые жертвы, лишь бы она — жила, процветала...
Тильзитский мир, уступчивость Александра раздражали Багратиона. Ему было легче умереть на поле боя, чем поставить под сомнение неоспоримость российского могущества, престиж суворовских «чудо-богатырей». Сестра царя в этом вопросе его полная, безоговорочная союзница. Ее мнения по поводу внешней политики России существенно отличались от того, чего придерживался Александр I.
Разве могло это — жгучее и больное — не быть предметом разговоров в безмятежных аллеях Павловска? Разве только одно взаимопонимание, единение мыслей и чувств не способны дарить минуты душевной близости?
И все-таки Александра мучил вопрос: мечтала ли сестра о лаврах Екатерины Второй? Отводила ли она Багратиону роль Орлова в грядущем перевороте? Узнав о смерти Петра Ивановича, царь обратился к генерал-лейтенанту С.И.Салагову, бывшему доверенным лицом Багратиона, с прямым вопросом: нет ли в бумагах покойного писем его сестры, компрометирующих высочайшую фамилию? Салагов не замедлил сообщить Александру I результаты выполнения «всевысочайшего поручения отыскания записок». Сначала он поделился с царем недоумением: против обыкновения, Багратион, отправляясь в Житомир, захватил с собой шкатулку, в которой хранил личные бумаги. Раньше он этого не делал, и переписка, по-видимому, хранилась у Салагова. После житомирской поездки «записок» Салагов не обнаружил. А то, что он знаком был с их содержанием, следует из его собственных слов: «Верьте мне, всемилостивый государь, что оные ничего в себе, кроме одной детской игрушки, не составляли». Дабы убедить императора в абсолютной безобидности писем его сестры к Багратиону, Салагов прибавляет: «Я и по днесь не могу понять, ради каких причин он и тогда хранил записки».
