Борис Тесляров - От Карповки до Норвежского моря
Кроме накала страстей среди принимающих и сдающих две скатовских подсистемы, неожиданно возникли разногласия между адмиралами. Борисеев, апеллируя к необходимости естественной вентиляции корабля, настаивал на всплытии, лелея потаенную мечту о перекуре, а некурящий Волков не хотел даже слушать о всплытии, апеллируя к нормальным результатам газового анализа состава воздуха на лодке. Ещё несколько раз делал Борисеев попытки уломать Волкова, но потом только ворчал, поняв бесполезность борьбы с молодым адмиралом. Не берусь судить чем было вызвано такое жесткое поведение Волкова, хотя могу предположить, что это не было опасением быть увиденными и сфотографированными нашим тогдашним потенциальным противником. Такое большое скопление в одном из районов Норвежского моря советских кораблей и подводных лодок, не могло остаться незамеченным, а фотографии лодок проекта 671РТМ (по натовской системе классификации — «Victor III)» уже давно публиковались за рубежом в открытой печати. Да и потом, как объяснить намерение комдива проверить режим эхопеленгования если мы, находясь в Норвежском море, два раза «выстрелили» нашим гидролокатором. Один раз по надводному кораблю и один раз по лодке. Несмотря на сложные гидрологические условия для работы режима эхопеленгования, мы получили уверенный эхоконтакт в каждом случае с первой посылки на больших дистанциях. А когда на экране индикатора высветились цифры реальной дальности и скорости движения цели, даже сдержанный Председатель не мог скрыть своего удовлетворения. Наша «стрельба» происходила следующим образом. За пультом управления второй подсистемы работал мичман Горбач. Волков стоял сзади за креслом. Толя докладывал о каждом производимом им действии — о наведении характеристики направленности на пеленг, полученный от подсистемы ШП, и о предполагаемой дальности до цели по данным оператора ШП, о выборе мощности излучения и типа зондирующего сигнала, о проверке готовности передающего тракта и всей подсистемы к использованию. Затем Волков клал свою руку на мичманское плечо, наклонялся к его уху и негромко, но отчетливо произносил: «Ну, сынок, тоовсь, пли!» И Толя нажимал на кнопку «Пуск». Виктор Яковлевич также живо интересовался и другими скатовскими уже сданными подсистемами. И мы вместе с акустиками, не без гордости, демонстрировали ему работу подсистемы обнаружения гидроакустических сигналов, подсистемы связи, аппаратуры контроля помех и встроенного контроля параметров комплекса. На пятнадцатые сутки нахождения в море мы получили возможность насладиться горячим душем в малюсенькой душевой рядом с туалетом на нижней палубе второго отсека. Примерно в это же время мы заметили, что существенно участились потребности экипажа и всех других обитателей лодки в пользовании гальюном, а во втором отсеке, чтобы попасть в это заведение выстраивалась даже очередь. И вот, возвратясь однажды из пробежки в оазис 7 отсека, где очередей не было, Зархин разбудил меня от короткого сна и сказал: «Борька, я знаю от чего мы так часто бегаем в гальюн. Корабельный доктор Саша сказал мне, что у нас возникли проблемы с запасом питьевой воды и на лодке вынуждены использовать для этой цели „бустилат“». Я возразил ему, что бустилат это специальный клей и пить его полное безумие и высказал мысль, что на почве постоянного желания ему кое-что ударило в голову. Переубедить Зархина было невозможно, он категорически ссылался на доктора, а о таком клее даже и не слышал. Через некоторое время и мне приспичило отправиться в 7 отсек и по пути я зашел к доктору, который четко объяснил причину наших повышенных желаний. Действительно, у нас возникли проблемы с питьевой водой и в качестве таковой на лодке используют опресненную морскую воду — дистиллят, который из-за отсутствия в нем солей в организме не задерживается. За обедом я не мог удержаться и рассказал эту историю нашим постоянным соседям по столу Косте Полканову и Славе Карманову. Мы все, и Валера в том числе, дружно посмеялись, а Зархин до конца этого выхода был у нас Бустилатом. Мы ждали прихода в район малошумной дизельной подводной лодки, чтобы закончить работы в Норвежском море и начать обратный путь в базу. С задачей обнаружения малошумной подводной лодки наши акустики с помощью основной подсистемы шумопеленгования справились отлично, а сама подсистема показала свои высокие потенциальные возможности и обеспечила достаточно большой набор классификационных признаков для дальнейшей их реализации в классификаторе, да и сам классификатор уже работал без сбоев и остановов. Особенно понравилась комдиву ситуация, при которой мы свободно маневрировали на высоких скоростях хода, удерживая контакт с малошумной лодкой.
Работа в Норвежском море закончилась, закончилась наша подводная загранкомандировка и мы пошли домой. В одном из полигонов нашего Баренцева моря нам нужно было ещё выстрелить торпедой для выполнения последнего пункта программы испытаний — классификации торпеды. Как только мы закончили работы в Норвежском море, я вместе с М. В. Журковичем приступил к подготовке Акта Госиспытаний и заключения Командующего Северным флотом, предварительно договорившись с Волковым о включении в эти документы и результатов, полученных по первым четырем подсистемам.
Присутствие на лодке сверх экипажа ещё порядка 50 человек постепенно сгущало внутрилодочную атмосферу. Особенно в 1 и 2 отсеках. Начхим, производя газовый анализ на нашей торпедной палубе, только удивлялся, что мы ещё дышим. По нашему сонливому состоянию мы и сами понимали, что содержание окиси углерода подходит к предельному значению. Теперь уже без всяких мыслей о перекуре надо было бы провентилировать лодку. Но упорное нежелание комдива всплывать толкнуло его на очень опасное мероприятие. Он отдал приказ о приведение в действие регенерационных патронов (РДУ), которые содержат внутри то ли оксид натрия, то ли калия или лития и в которых при добавлении воды происходит реакция с бурным выделением кислорода. Эти «эрдэушки» опасны тем, что имеют тенденцию к самовозгоранию и потушить кислородный факел очень трудно, он горит даже в воде. Используют их крайне редко, только в безнадежных ситуациях. Командир обратился по громкоговорящей связи ко всем присутствующим на лодке и в первую очередь к гражданским с грозным предупреждением не подходить к РДУ, не трогать, не облокачиваться и не садиться на них и, вообще, обходить их стороной. Слава Богу, всё обошлось благополучно и до всплытия лодки дышать стало заметно лучше. Последний пункт программы, как и первый в Норвежском море, был выполнен на отлично. Мы удерживали контакт с торпедой на дальностях, существенно превосходящих предъявляемым требованиям и непрерывно её классифицировали именно как торпеду. Уже во время наших испытаний в Норвежском море функционировал «Омнибус» и велась обработка наших исходных данных для целеуказания оружию. На лодке начала функционировать система «ГАК — БИУС — Оружие». На завершающей части испытаний мы третий раз услышали волковское «пли». Комдив сидел в командирском кресле в центральном посту, полуобернувшись в сторону пульта «Омнибуса» и внимательно слушал все доклады оператора-вычислителя и доклады, поступавшие от командира БЧ-1 из первого отсека. Когда были завершены все приготовления, Волков крепко обхватил руками подлокотники кресла и нагнулся вперед, от внутреннего напряжения его лицо покраснело, взгляд был устремлен в пространство. Казалось, что он видит неприятеля, который должен быть уничтожен. Затем он громко произнес «Тоооовсь!» и после секундной паузы — «Пли!»
