Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
— Пусть будет так, не отрицаю… Но ведь грех-то небольшой?
— Еще бы ты только посмел отрицать! А сам поступок такой офицерскую форму чернит!
— Об этом позднее поговорим, — прервал хлесткие комментарии Булака Анюшкин. — Продолжайте, товарищ лейтенант.
— Есть… Телефон я тогда вынул и на беззвучный режим перевел, чтобы не запалиться. Ну, вы понимаете… Равчук сразу про мою жену вопрос засветил, а подполковник Чердаков ка-ак взорвется! И давай орать: да на кой ляд она нам нужна, и гнать такую-сякую в три шеи, и все перемежает густым матом… Я пока опомнился, он уже ей столько бранных ярлыков навесил!
— Ты, может, скажешь, что за год службы у нас никогда нецензурщины не слыхал? — уже с явным сарказмом поинтересовался комбат. — Рабочий момент, для связки слов…
— Если это лично меня касается — здесь без проблем, — уточнил лейтенант. — Соображаю, не маленький. Но жена-то тут при чем? Он ведь ее знать не знал, видеть не видел — и вот так моментально охаять? Да лет сто назад за подобное оскорбление… офицер офицера однозначно на дуэль вызывал! Если сам не тряпка, конечно. Кровью бранные слова смывались!
— Давайте не путать царскую армию и день сегодняшний, — возразил зам по воспитательной. — Лучше ответьте: вы запись с какой целью сделали?
— Да наперед знал, что Чердаков моментом от своих слов открестится: по человеку сразу видно. И чем бы я тогда свои претензии подтвердил? А телефон как раз под руку подвернулся. Начало диалога, правда, отсутствует, но и остальное, согласитесь, уже весьма красноречиво…
— Почему в таком случае непосредственному начальнику об инциденте не доложили, через его и мою головы полезли? — неприязненно спросил Булак.
— Смысл? — вопросом на вопрос ответил Киндинов. — Разве командир роты, да и вы, в общем-то, можете как-то повлиять на заместителя командира части? «Товарищ подполковник, как вам не ай-яй-яй, за что жену лейтенанта обидели? Он, бедный, плачет!» Навряд бы Чердаков пошел меня успокаивать.
— Тогда следовало бы самому к нему на прием записаться, — менторски посоветовал хозяин кабинета.
— Ага. Еще лучше, — не согласился комвзвода. — Уж меня бы он похлеще, чем мою жену, обгавкал.
— Вы выражения выбирайте, товарищ лейтенант! — насупился Анюшкин.
— Ага, конечно. Вот только подполковник Чердаков совсем к этому не стремился. Или, напротив, чересчур в выборе переусердствовал.
— Неуместная ирония, — осуждающе поджал губы зам по воспитательной. Еще налил минералки, выпил. Аккуратно промокнул платочком пухлые губы. Зевнул, прикрывая крупный рот жирной ладонью… — Кстати, у нас на КПП объявление висит, аршинными буквами писано: «На территории воинской части видео- и аудиозапись строго запрещены». Припомнили? Указание распространяется на всех, а не только, допустим, каких-то наших гостей. Так что формально ваша запись подпадает под нарушение режима секретности переговоров, и в этом плане вами на будущее вполне может заинтересоваться военная прокуратура. Впрочем… — и замолчал, похоже, считая исчерпанной тему разбирательства.
Но через несколько секунд обратился к ротному:
— А что, собственно, вы отмалчиваетесь? Ваш же подчиненный, мягко выражаясь, громко начудил. Вот только по глупости или с умыслом подрыва единоначалия? Тогда это дело уже будет политическое.
— Я его ни в коей мере не оправдываю, — кивнул майор на лейтенанта. — Однако, товарищ подполковник, — насчет единоначалия… Может, не стоит так резко сразу? Мы же запись все слышали: и голоса там узнаваемы, и суть разговора… согласитесь, тоже офицерскую форму не красит.
— К чему вы клоните? — вперил подозрительный взгляд в Пекарина Анюшкин.
— Да к тому, что все это хоть и кругом некрасиво, но по большому счету выеденного яйца не стоит. Издревле говорилось: кто ругается, под тем конь спотыкается, однако и с нагольной правдой в люди не кажись. — И один неправ, но ведь и другой… Возможно, вкупе перекрестить и забыть? Кстати, Марат, а ты с Равчуком-то во второй раз на тему трудоустройства жены не разговаривал?
— Не-ет. Какой смысл? Он своим «все исполним, в лучшем виде» уже больше достаточного сказал.
— Ну, ты прямо как мальчишка! — обескураженно развел ротный руками. — Такой его ответ как раз очень понятен. Подполковник Чердаков — его непосредственный начальник, а капитану скоро майора получать срок подходит. Тем более, он никак не рассчитывал, что ты с телефоном за дверью притаился… Я сейчас о другом. Он случайно сам к тебе не подходил, в корректной форме от вакантного места не отказывал?
— Никак нет.
— Понятно… У меня все, товарищ подполковник.
— Сомнительная миротворческая позиция у вас, товарищ майор. Так. Пока все свободны. — И, не дожидаясь ухода офицеров, зам по воспитательной тут же поднял телефонную трубку. — Равчук? Подполковник Анюшкин. Товарищ капитан, приказываю срочно прибыть ко мне…
На этом в тот день «разбор полетов» по устной, «неправильной» жалобе лейтенанта лично для него завершился…
* * *Комвзвода прождал три дня. За это время никто из руководства части его персоной больше не поинтересовался, а сослуживцы хотя и не перестали здороваться, но комментировать гласный выпад против «зампоуча» тоже избегали. Наконец лейтенант сам обратился к командиру роты с вопросом: когда же подполковник Анюшкин доразберется в ситуации со словесным оскорблением и умалением чести и достоинства его супруги?
— Послушай, правдолюб — душа нагишом, — осуждающе покачал головой Пекарин. — Ты все никак не уймешься? Неужели очевидного не понял: ну не будет никто больше этим пустопорожним делом заниматься и в угоду тебе копья ломать. В ступе воду толочь — вода и будет! Комбат совершенно правильно сказал: для связки слов, рабочий момент. Сидел бы вон лучше да радовался, что с минимальными потерями из ситуации выкарабкались. Хотя… Рановато веселиться; еще сам Чердаков свое слово, опасаюсь, выразит.
— Так, значит? — обиженно сжал кулаки и весь напрягся Киндинов. — Выходит, мою жену, с которой я еще с младших классов дружил и которая для меня лучшая в мире женщина и ни с кем не сравнима, любой и каждый ни за понюх табаку оскорбить может? И послать на три буквы? А мне воспринимать все это как «рабочий момент»? Не-ет! Тогда я официальную жалобу подам! Письменную!
— Твое право, — неохотно кивнул рассудительный ротный. — По Дисциплинарному уставу Вооруженных Сил РФ, таковая заявляется непосредственному начальнику лица, действия которого обжалуются. В настоящем случае, стало быть, командиру части. Хотя теоретически можешь еще в суд обратиться или в военную прокуратуру. Но повод мелковат, по-любому командиру же и завернут. Еще и с соответствующим комментарием. — Вздохнул и продолжил:
