Николай Долгополов - Легендарные разведчики
В годы войны Феклисов находился под дипломатическим прикрытием в США. О своем близком Друге, неприметном нью-йоркском инженере с крупного военного завода, всегда рассказывал и с радостью, и с болью. Судьба этого человека сложилась трагически, и, как мне кажется, винил в этом Феклисов себя тоже (а зря). Друг работал на СССР «сугубо на идейной основе». Говорил Феклисову: «Слушай, Александр, эта гадина Гитлер решил перебить всех вас, русских, и нас, евреев. За это мы с тобой его здорово накажем». И поток сведений, который шел от этого инженера, был неиссякаем.
На Рождество Саша купил Другу часы и сладости для семьи. Жена и дети Друга всё время болели, да и жили беднова-то — вчетвером на одну скромную зарплату.
Встретились в баре. Пока выпивали и закусывали, Друг время от времени бросал взгляд на принесенный сверток, который положил на подоконник. Пожурил Феклисова за дорогие, по его мнению, часы и, уходя, забрал сверток из плотной промасленной бумаги. Феклисов понял, что это подарок. На улице Друг вручил его разведчику, пояснив: «Это Красной армии — к Рождеству. Образец нового оружия. Только-только испытано на нашем заводе. Пригодится и нам, американцам, и вам, чтобы бить наци».
Феклисов ужаснулся. А как же конспирация? Друг улыбнулся: «На Рождество даже на моем военном заводе конспирация отменяется. Охранники ведь тоже люди».
Феклисов взял сверток и прогнулся под его тяжестью — каким же образом дотащил его на встречу тщедушный Друг? Пришлось брать такси. В посольство ехать не решился. Дома распаковал подарок… Вскоре «прибор» был доставлен в Москву дипломатической почтой.
Александр Семенович получил за «подарок» выговор: все каноны элементарной конспирации были нарушены. А Другу попросили передать благодарность. Особенно от подводников…
О собственной роли в атомной разведке Александр Семенович не рассказывал. Но это с ним были в Великую Отечественную на связи в Штатах наши агенты.
Феклисов с молодости страдал глухотой. Я спросил его дочь Наталию Александровну: «Как разведка допускала глуховатого резидента до работы?»
Оказалось, что почти оглох на одно ухо Александр Феклисов после пожара. Загорелся барак. Он вытаскивал из пламени родственников и соседей. Но барак сгорел. Измученный парень прилег отдохнуть на доски около какого-то холодного сарая. Проснулся, а ухо при минус двадцати буквально примерзло к доскам.
Но Александр Феклисов, по словам дочери, был таким человеком, что собственных недугов не стеснялся. Предупреждал о глухоте всех — и начальство, и агентов. Он так верил в себя, в свое дело, что и мысли не допускал, будто это помешает работе. Вот уж у кого не было комплекса неполноценности.
По словам Александра Семеновича, он, сын железнодорожника, выпускник Московского института инженеров связи, попал в разведку случайно. Лучшими его друзьями в институте, рассказывала мне Наталия Феклисова, были Сергей Бородич и Наталия Могилевская — студенческая пара, муж и жена. Наталия Соломоновна Могилевская была дочерью Соломона Григорьевича Могилевского (1885–1925) — сподвижника Феликса Эдмундовича Дзержинского. Соломон Могилевский в начале 1920-х некоторое время возглавлял Иностранный отдел ВЧК, руководил разведкой. Погиб он в авиакатастрофе вместе с почитаемым Сталиным Мясниковым. После этого вождь отдал приказ, что высшие руководители партии не должны без крайней необходимости пользоваться воздушным транспортом.
А муж Наталии Могилевской Сергей Владимирович Бородич (1914–1996) стал крупным ученым, профессором, доктором технических наук, разработчиком отечественных систем радиорелейной и спутниковой связи. Дружба трех институтских друзей длилась много лет.
Раньше холостых разведчиков за кордон не пускали. А вдруг попадут в «медовую ловушку», поставленную чужими спецслужбами. Но Феклисову, принятому в органы по довоенному комсомольскому набору, так верили, что в годы Великой Отечественной войны отправили в США холостяком.
— Мама с папой познакомились в Нью-Йорке, — рассказывает мне Наталия Александровна Асатур-Феклисова. — Маму с группой девушек направили изучать английский и американское делопроизводство в Колумбийский университет. Папа, будучи работником консульского отдела, их оформлял и каждой девушке он ставил оценку по пятибалльной шкале.
— За знание языка?
— За внешние данные. Маме, единственной из всей группы знавшей английский, он поставил высший балл. Она ему понравилась еще при первой встрече. Отец любил красивых женщин. Сразу стал за ней ухаживать, они встречались и в марте 1944 года поженились.
— Брак заключили в советском консульстве?
— Да. Я родилась в роддоме Бруклина, в негритянском районе. Отец был всегда так занят встречами со своими агентами, что, наверное, они с мамой особо не задумывались, где ей рожать. Потом мои родители это часто вспоминали и посмеивались надо мной: ты у нас негритяночка, хотя я, конечно, типичная славянка. Папа познакомился под Москвой в школе разведчиков с Анатолием Яцковым.
— Тоже атомным разведчиком, награжденным в 1996-м одновременно с вашим отцом звездой Героя России.
— Яцков, увы, до этого не дожил. А отец и Яцковы продолжали очень тесно работать и дружить в Нью-Йорке. Они вместе ездили на дипломатические пикники. Отец, сделав вид, что увлекся виски, пускался танцевать вприсядку. Мама заливалась пунцовой краской, не знала, куда прятать глаза, а папа продолжал танцевать гопака. Американцы это видели и всерьез его не принимали: вот он, простой русский парень. Мама с папой эти танцы вприсядку очень часто вспоминали и смеялись: в это время у него на связи было шесть или семь агентов…
— Он ведь еще и дипломатом работал.
— Отец так вкалывал. Даже не смог вырваться в роддом, чтобы встретить маму со мной. Попросил сделать это Анатолия Яцкова, а дядя Толя тоже был очень занят и не успел заехать домой, чтобы взять приданое, которое мама приготовила — одеяло, распашонки. Приехал в роддом налегке. День был холодный, шел дождь. Меня вынесли американские медсестры и просто завернули в плащ дяди Толи. Так и приехали домой.
— У него свои дети были?
— Двое — Павел и Виктория. Я их приглашала в 2004 году на девяностолетие отца.
— Когда вы вернулись в Москву?
— В 1947 году. Мне было два года. Я получила документ на имя Фоминой Наталии Александровны. Под этим именем папа работал в США. Когда отец скончался, возникли сложности. Мы с сестрой обратились к нотариусу за оформлением наследства, отец нам завещал денежные вклады, а нотариус, «пробивая» мой документ, говорил, что он фальшивый, такого нет. И только благодаря тому, что сестра и племянник засвидетельствовали, что я и есть дочь Феклисова, что я ее старшая сестра, нотариус поверил и выдал мне денежный вклад отца. Пришлось искать людей, которые были знакомы с Александром Семеновичем, знали обо мне и могли подтвердить историю отца, работавшего под фамилией Фомин в Америке, в Чехословакии и Англии.
