Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
— А почему в Испании? — спросил Мосли.
— Там банки сговорчивее, — уклончиво ответил Тодт.
Тут бы вся эпопея и закончилась, однако Тодт и не подозревал, что разжёг интерес президента ФИА.
В середине июля состоялась гонка в Сильверстоуне, где Фернандо Алонсо с трудом опередил своего партнёра по «Макларену» Льюиса Хэмилтона в борьбе за второе место. Льюис всегда пользовался неограниченной поддержкой отца и считался любимчиком Денниса, поскольку, прежде чем попасть в «Формулу-1», он выиграл для «Макларена» все младшие гоночные серии.
Особое отношение к Хэмилтону привело к яростному соперничеству двух партнёров по команде. Алонсо считал, что напарник мешает ему вести борьбу с Кими Райкконеном из «Феррари», хотя между Хэмилтоном и Деннисом временами случались разногласия. В результате испанец решил уйти из «Макларена», но на финансово выгодных условиях. Он позвонил своему прежнему работодателю Флавио Бриаторе и рассказал про электронные письма одного из инженеров команды, судя по которым в «Макларене» пользовались похищенной у «Феррари» документацией. Ничуть не жалея, что его бывший пилот так усложняет жизнь Деннису, Бриаторе сообщил обо всём Экклстоуну, а тот пересказал Мосли. Все трое решили ничего не делать, поскольку не видели смысла снова поднимать шумиху. Вскоре Алонсо пришёл первым на «Нюрбургринге» и возглавил зачёт чемпионата.
Однако через две недели в Венгрии все его надежды пошли прахом после того, как решение по инциденту во время квалификации было принято в пользу Хэмилтона. Перед гонкой раздосадованный чемпион подошёл к Деннису и заявил:
— Оставьте Хэмилтона с пустым баком.
По версии Денниса, он ещё добавил: «А не то я обнародую электронные письма, из которых ясно, что в „Макларене“ знали об украденных документах». Ошарашенный этим заявлением (в порыве чувств он слегка сгустил краски и назвал его «шантажом»), Деннис подозвал руководителя команды Мартина Уитмарша и велел:
— Повтори Мартину, что ты только что сказал.
Алонсо повторил свою угрозу и ушёл, а Деннис позвонил Мосли, который проводил выходные во Франции.
— Меня шантажируют, — заявил он и пересказал слова Алонсо.
— И что ты собираешься делать?
— Выгоню его.
— Успокойся, — посоветовал президент ФИА, сомневаясь в применимости к ситуации слова «шантаж». — Пусть Алонсо выходит на старт.
— Ладно, — согласился Деннис, не подозревая, что Мосли уже известно об электронных письмах, хранящихся у испанца.
В конце месяца Мосли получил копии писем и объявил о внеочередной сессии мирового совета в сентябре. Эпопея вдруг вышла на новый виток, катастрофические последствия которого «Формуле-1» придётся расхлёбывать вплоть до 2010 года.
Через месяц Алонсо выиграл Гран-при Италии и принёс Деннису извинения, которые тот принял за чистую монету. Он и не подозревал, что испанец уже отправил Мосли все письма. Тот, в свою очередь, разослал их пилотам, обещая полное прощение всякому, кто сообщит полезную информацию о шпионском скандале. В ответ на это предложение всё тот же Алонсо отправил ему переписку на испанском: в ней обсуждались новая тормозная система «Феррари» и состав газа, которым итальянцы накачивают колёса. Мосли вполне мог бы не обращать внимания на письма и спустить дело на тормозах, поскольку никаких доказательств причастности Денниса обнаружить так и не удалось. Вместо этого, услышав от Экклстоуна, будто бы итальянская полиция располагает копией 323 СМС, которыми обменивались Кохлен и Степни, он решил: Деннис что-то скрывает. «Чтобы договориться перейти в „Хонду“, не нужно три сотни сообщений», — заявил он одному журналисту.
Деннис возмутился, и Мосли «согласился забыть» про обвинения в его адрес. В сентябре команды прибыли в Спа на четырнадцатую гонку сезона, и он предложил сфотографироваться вместе «в знак примирения». Впоследствии Деннис заявлял, что это была спланированная провокация. Толпа фотографов запечатлела его в простой жилетке на лестнице моторхоума «Макларена», а Мосли с царственной улыбкой возвышался на ступеньку выше. В любом случае никого эта сцена не убедила, поскольку босс «Макларена» заявил: «Я сражаюсь за своё доброе имя и за доброе имя моей компании». Денниса возмутило, что ему не верят.
Как отмечал Экклстоун, атмосфера в Спа была «напряжённая, но никто не ожидал взрыва. По-настоящему беспокоились две замешанные в скандале команды, а остальные радовались проблемам конкурентов». После Сильверстоуна борьба «Макларена» и «Феррари» обострилась. Судьбу чемпионата должны были решить четыре завершающих этапа. Накануне Гран-при Бельгии к Мосли приехал Алонсо. «Он хочет от тебя гарантий, что никаких неприятностей не возникнет», — объяснил Экклстоун.
Алонсо считался превосходным пилотом, но весьма неприятным человеком. Кое-кто из испанцев утверждал, что болезненная амбициозность сформировалась у него под влиянием отца — тот был инженером по взрывным работам, и подчинённые его терпеть не могли. Однако Мосли не волновал характер гонщика, и он заверил Алонсо, что всё будет в порядке. Друзьям Экклстоун объяснял: «Максу не нравится, что Рон выпендривается. Рон ведь лично руководит командой. Наверняка он что-то знал».
Когда Мосли выступил перед журналистами в Спа, Деннису стало совсем не по себе. Тот заявил: «До сих пор я верил Рону. В конце концов, я знаю его сорок лет. Однако сейчас я сомневаюсь, что он был полностью откровенен».
По мнению Мосли, шеф «Макларена» изобретательно лгал, спасая свою шкуру. Их взаимная неприязнь стала в паддоке притчей во языцех, но даже Деннис был потрясён, услышав от журналистов про обвинения президента ФИА.
«При Мосли всем, кроме избранных, полагается ходить на цыпочках», — говорил он. Наученный горьким опытом, Деннис опасался стать следующей жертвой Мосли, «язык которого разит, как рапира». В плане правосудия «Формула-1» недалеко ушла от «Алисы в Стране чудес», и обвинительный приговор там часто выносился ещё до слушания. Деннис уверял, что президент ФИА «приукрашивает, поскольку чем глубже он вникает в дело, тем меньше у него доказательств». Противник, по его мнению, не находил себе места от зависти. Своим помощникам он объяснял: «Макс всегда завидовал мне, Фрэнку и Кену, потому что у нас дела шли хорошо, а его машины никуда не годились. Он был одним из нас, но, став президентом, накидывается на всех подряд. Ему власть ударила в голову».
В ответ на эти обвинения Мосли потребовал независимого обследования компьютерной сети «Макларена». Тридцать с лишним экспертов, нанятых американской юридической фирмой «Сидли Остин», тщательно изучили компьютеры, а адвокат допросил всех сотрудников команды. Однако ещё до их доклада Мосли и члены мирового совета собрались в Париже, чтобы выслушать точку зрения Денниса в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
Перед слушанием Экклстоун с Деннисом много разговаривали по телефону.
— Приходи один в чистой рубахе и сдавайся, — посоветовал Экклстоун.
— Но я же невиновен! — упорствовал Деннис, не желая слушать своего «бессердечного» собеседника. — Послушай, Берни, Кохлен же всего один. Как он мог рассказать что-то 136 конструкторам «Макларена»? Это невозможно, и никаких доказательств нет. Я не собираюсь сдаваться.
Деннис не был силён в интригах. Экклстоун мог бы выторговать для него прощение, как в 94-м для Бриаторе в Париже, однако их отношения исключали всякие дружеские услуги.
Деннис злился: «Макс только рад моим мучениям. Для него честность — это просто слабость». Если раньше Мосли часто шёл на сделки до слушания, то Деннису он такой поблажки не предоставил. Обсуждать было нечего.
Деннис хватался за любую соломинку. В начале сентября он поручил Дэвиду Макерлейну составить психологический портрет Мосли. Отчёт получился весьма нелестный для президента ФИА — тот характеризовался как человек «исключительно обаятельный, хотя и не без изъянов, видящий в каждом не друга, а жертву». Сам Деннис пришёл к схожим выводам, однако на суде от этого пользы мало. Провёл он и расследование финансовых дел Мосли, но ничего, кроме беспочвенных слухов, обнаружить не удалось.
«Это несправедливо», — жаловался Деннис.
Друзья говорили о нём: «Для таких сражений Рон уже староват, слишком богат и чересчур честен».
Экклстоун считал, что Деннис зря никого не слушал: «У него были сотни знакомых. Юристы, готовые сражаться. Он мог бы отделаться куда легче, но упустил свой шанс».
«Деннису больше нет веры», — сказал Экклстоуну Тодт.
«Макларен» извлёк из преступления выгоду. Мосли считал так же.
Парижское заседание длилось три часа. Деннис заявил, что руководство «Макларена» было не в курсе действий Кохлена и других сотрудников. Он постоянно напоминал, что никаких доказательств злого умысла не обнаружено — а вот в «Феррари» как раз задумали что-то незаконное. Попытка обвинить противника прямо со скамьи подсудимых потом аукнулась Деннису.
