Николай Черкашин - Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)
Мы все бросились в нос, откуда бил из пробоины высокий фонтан. Почему-то все решили, что вот-вот взорвутся погреба кормовых башен, а в носу боезапаса - поменьше... Кое-кто сбрасывал бушлаты, одежду, кидался в воду и плыл к берегу. Пример был заразителен, я тоже начал расстегивать ремень, да вдруг увидел, как парень, что поплыл через бухту к Куриной пристани, вдруг скрылся под водой и уже больше не вынырнул...
- Ребята, кто на киле, ко мне! - Это кричал помощник начальника штаба эскадры капитан 2-го ранга Соловьев. - В воду не прыгать! утопят! Держаться всем на днище!
Если бы не он, меня, да и других, на свете давно не было, сейчас бы встретил - в ножки ему поклонился. Удержал нас Соловьев от безрассудства, от горячки. Остались мы на днище.
Помню, вынырнул из воды курсант, забрался на днище, нашел чью-то брошенную одежду, переоделся в сухое, достал из кармана папиросы, закурил и головой покачал: "Вот это практика-а!.."
Подошла десантная баржа. Покатость линкоровского борта мешала ей пристать вплотную. Тогда нам стали бросать концы и перетаскивать на борт. Только я перебрался таким макаром, вдруг слышу:
- Витька, помоги!
Между корпусом корабля и баржей барахтается Петька Науменко. Бросил ему пожарный шланг. Тот по нему и влез. Потом еще кто-то.
Доставили нас в госпиталь, налили по полкружки спирта. Опрокинули, а руки все равно трясутся, в кровь изрезаны. Шел мимо врач-подполковник, увидел, как руки у нас дрожат.
- Ну что, ребята, не можете успокоиться? Налейте им еще.
Утром нас вызвали на госпитальный причал опознавать погибших. Их было много, они лежали в несколько рядов. Мы ходили между ними, вглядывались в неузнаваемые - распухшие, изъеденные мазутом - лица. Узнали только одного из своей батареи, и то лишь по родимому пятну на ноге. Офицер, шедший за нами, записал его фамилию в блокноте, вынул из робы документы и бросил их в фанерный ящик клиновидной формы. Там было уже много боевых книжек и комсомольских билетов, разбухших от воды.
Я не смог долго находиться на причале - нервы слабину дали - и попросил, чтобы меня в опознание больше не назначали.
В войну мы были мальчишками. Но многим из нас война отпустила лишь десять лет мирной жизни. На "Новороссийске" она вернулась к нам, дыхнула в лицо из-под воды. Мы обязаны помнить тех ребят, чьи тела лежали на Госпитальном причале. Они тоже погибли на Великой Отечественной...
Мой племянник вернулся из Афганистана седым. Его погибшие товарищи получили награды посмертно. Но ведь и мои товарищи по "Новороссийску" были ничуть не хуже той молодежи, что воевала под пулями душманов.
Матрос Полковников
Я разыскал его в Москве, на Садовом кольце, в бывшей келье монастыря, превращенной в один из кабинетов Министерства связи РСФСР. На стене под сувенирным штурвалом висел великолепный фотоснимок "Новороссийска".
У Михаила Ивановича Полковникова - бывшего электрика электротехнического дивизиона - спокойное грустное лицо. Родом он из села Морозова, что под Касимовом, на рязанской земле. И хотя занимает теперь в министерстве большой пост и офицер запаса, все же, знакомясь, представляется порой с флотской лихостью:
"Матрос Полковников".
День начинался рабочий, страдный. За окном вовсю ревело Садовое кольцо. Рассказ о "Новороссийске" то и дело прерывался звонками - Михаил Иванович снимал разномастные телефонные трубки, извлекая их порой из самых невероятных мест: из-за спинки кресла, из ящика стола... Приносили бумаги на подпись, врывались в двери посетители. Пока наконец хозяин кабинета не вызвал секретаршу и не взмолился:
- Полчаса меня ни для кого нет!
Правда, и в эти полчаса прорывались звонки из Совмина и других важных мест. Полковников нажимал клавиши селектора и слушал с отсутствующим взглядом. В эти минуты он был на "Новороссийске".
- Я лег поздно. Засиделся в кубрике у своего дружка Коли Шавладзе из Тбилиси. Он учил меня грузинскому языку, и мне никак не давалось сочетание "цхэ"... Мог ли я подумать тогда, что это наш последний урок? Коля погиб при взрыве.
Через наш кубрик проходила шахта носовой электростанции. Между этой шахтой и барбетом башни главного калибра и висела моя койка во втором ярусе. Наверное, этот закуток и спас меня от удара взрывной волны. Швырнуло меня за левый борт, и очнулся я лишь от холода подступившей к голове воды. Вовремя, а то бы захлебнулся... Уши забиты илом, темень, ничего не вижу и не слышу... Спасибо нашему комдиву Матусевичу, учил нас ориентироваться внутри корабля в полной тьме. Нащупал я дверцы рундука, а одна из них была с приметиной - выпуклая. И сразу понял, где я. Пополз к трапу, ноги побиты, но не переломаны. Когда бросило меня на швеллер коечной стойки, то, видно, размозжило бедренные мышцы. У трапа глянул вверх и увидел звездное небо. Озадачился: как же так - ложился спать на третьей палубе, а оказался на первой? Потом дошло - это пробоина.
Подняться по трапу я не смог. Но, зная расположение смежных помещений, вспомнил, что один из люков шахты электростанции открывался в наш 14-й кубрик. Через него и выбрался по скоб-трапу наверх. Вот тут нервное напряжение чуток спало, и ноги мне начисто отказали. Упал на палубе, бьюсь в иле... Подбежали ко мне наши электрики. Они в фок-мачте ночевали, там была выгородка для зарядки аккумуляторов, ну, они, чтобы утром на физзарядку из кубрика не бегать, там и спали. Поэтому сразу же нашлась простыня, надрали ее на ленты и забинтовали ноги. Помогли добраться до 17-го кубрика, где была медсанчасть. Матрос-санитар сделал нормальную перевязку, вколол противошоковый укол, дал глотнуть спирту. Тут от всех этих процедур вернулся ко мне слух, я почувствовал, что могу стоять на своих двоих, а раз объявлена боевая тревога, то место мне не в лазарете, а на родном боевом посту - в турбогенераторной 3-й электростанции в корме. По боевому расписанию я обеспечивал подачу электроэнергии на приборы управления кораблем.
Трансляция не работала. Мы все так и сидели, пока перед самым опрокидыванием в наш отсек не заглянул старшина 1-й статьи Миша Батяев, земляк мой почти - из Мытищ. Закричал он нашему мичману:
- Эх, дед, войну провоевал, а понять не можешь, что в такой крен кувырнемся к едрене-фене! Команда была: "Покинуть корабль!"
Только мы выбрались наверх, как все и посыпалось. Прыгнул я на правый борт, что из моря выходил. По счастью, на винты не попал, угодил прямо в воду. А она холодная - ноги вконец отказали. Я до флота штангой занимался, руки сильные были, поплыл на одних руках. Ну и еще раз мне повезло: какой-то матрос (кто - не знаю) стал меня поддерживать на плаву. Устанут руки, он меня за трусы держит. Потом я плыву, он на спине отдыхает. Так до берега и добрались.
