Борис Носик - Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции
Итак, типографский набор как метод художественного воздействия — этим прежде всего и прославился Зданевич-художник. Первый период его издательской деятельности (щедро подпитываемой перепродажей муки и других продуктов питания) как раз и относится к 1918–1920 годам и связан с работой издательства «41°», к которой он привлек столпов авангарда Игоря Терентьева и Алексея Крученых, живших в Тифлисе. Футуристы и «заумники», по свидетельству Бенедикта Лившица, склонны были в ту эпоху к сотворению кумиров и к их обожествлению. Одним из главных кумиров зауми, наряду с Велемиром Хлебниковым, был Алексей Крученых. Посетители тифлисского «Фантастического кабачка» (он был открыт осенью 1917 года Александром Корона и Юрием Дегеном и размещался в том же самом доме, где жили Зданевичи) просто обмирали от восторга, когда Крученых читал свой прославленный шедевр «Дыр бул…». Вот он, в полном объеме:
№ 1
Дыр бул щыл
убещщур
скум
вы со бу
р л зз
№ 2
Фрот фрон ыт
Не спорю влюблен
черный язык
то было и у диких
племен
№ 3
Та са мае
Ха ра бау
саем сию дуб
радуб мола
аль.
Издательство «41°» выпустило две книги Крученых, заполненных такими стихами, ну, может, чуточку послабей: «Миллиорк» и «Лакированное трико». Вдобавок издательство выпустило несколько стихотворных сборников Игоря Терентьева: «17 ерундовых орудий», «Трактат о сплошном неприличии», «Крученых — грандиозарь», «Рекорд нежности», «Факт», «Херувимы свистят».
Там все много понятнее. Ну, скажем, стихи о демобилизации:
…Топают с вокзала обнявшись водку
Льют на мостовую ХРЮДЬ…
Заверни заугол
Выпей чаю с угольками НА
Припомаженной Булке отдохни
СУТЯГА
Здравия желаем
ВЫСОКОБЛАЧИНЫГА.
Ну и конечно, издательство выпустило все названные нами выше драмы Ильи Зданевича, не пожертвовав ни одним наборно-шрифтовым открытием мастера.
Зданевич подучился набору в Товариществе кавказских типографий и теперь нередко сам оформлял книги издательства, смело экспериментировал со шрифтом, стоя над душой у опытного наборщика Адриана Тернова, а иногда даже набирал сам. Тиражи у книг были небольшие, многое делалось вручную, были вклейки и вставки с рисунками Кирилла Зданевича, Сигизмунда Валишевского, Игоря Терентьева, Ладо Гудиашвили, Натальи Гончаровой, Александра Бажбеук-Меликова, Михаила Калашникова… Легко представить себе, как жаждут нынешние библиофил, коллекционер и антиквар заполучить в свое собрание такую книгу, и нетрудно представить себе, сколько она может нынче стоить, но нас с вами интересует прежде всего тифлисская жизнь самого создателя этих книг, жизнь издателя. Это было горячее время его жизни. Лекции, совместные чтения, занятия в университете «41°», спектакли, сочинение драм, работа в издательстве и, конечно, любовь — ему ведь всего 24 года. Он был без памяти влюблен тогда в маленькую актрису маленького («миниатюр») захудалого театра, что размещался в конце Головинского проспекта, у Верийского спуска. Софья, Сонечка, Зофья или Зоща, потому что она родилась в Варшаве (поэты даже называли ее Зохна) — Софья Георгиевна Мельникова детство провела в Петербурге. Отец ее был мелкий служащий, но она все же окончила частную гимназию и еще гимназисткой брала уроки у профессионального актера, а потом и сама стала актрисой. Была она маленького росточка, и актрисой была маленькой, но в ранней юности нежно дружила с самим Мейерхольдом. Потом она служила в провинциальных театрах — в Барнауле, Тюмени, Иркутске, Томске, Могилеве… В Могилеве она и вышла замуж за актера Онуфрия Павловича, но он никак не мешал ее успехам. В Тифлисе она пела в театре миниатюр «песенки парижского гамена», а для заработка устроилась в английскую армию переводчицей. Как многие маленькие женщины, она пользовалась большим успехом у мужчин (это еще у Ильфа-Петрова было отмечено, что Эллочкин «рост льстил мужчинам»). Про историю своего знакомства со Зданевичем София Георгиевна лет шестьдесят спустя прелестно рассказала московскому театроведу и книговеду В. П. Нечаеву.
Так вот, она имела на эстраде успех у мужчин, приходили даже за кулисы, сам Крученых приходил, ужасный анархист, а может, и футурист. Катанян за ней ходил по пятам, ей все говорили: «Твой хвостик». А он даже стихи ей посвятил, будущий бриковед Катанян писал, что она — африканская женщина, значит, успел узнать про темперамент. Потом Зофью пригласили что-нибудь спеть в «Фантастическом кабачке», а она сказала, что вообще-то очень любит стихи, и прочла им Веру Инбер. Известная была уже тогда поэтесса, Сонина ровесница, позднее прославилась поэмой «Киров с нами» (Сталинская премия), и московской дворовой песенкой «Ах, у Веры, ах, у Инбер, что за плечи, что за лоб…». Сонечка прочитала им свой любимый стих «Дама в ложе». Вот тут-то и вышел на эстраду молодой человек и сказал экспромт:
О Боже, Боже,
Отчего же
Ты не уложишь?
На смерти ложе
«Даму в ложе».
Это был Илья Зданевич. Сонечка не поняла, чем ему не понравились стихи, но поняла, что «хочет познакомиться», и речь уже идет про ложе, мужчины все такие. Так начался их роман. Зданевич был очень увлечен и готов был на творческий подвиг во имя любви. Он и совершил такой подвиг. Многие знаменитые дамы, как в России, так и в прочих странах, имели обычай вести салонный альбом, куда их знакомые вписывали всякие приятные слова, комплименты, чужие или даже свои стихи, разные высказывания, делали рисунки и даже писали ноты. Обычай был еще XIX века, но в начале XX пережил реанимацию. Вот, скажем, вторая жена художника Судейкина, когда она с этим своим третьим мужем приехала в Тифлис — это как раз и было в 1919 году, — она очень интенсивно продолжала вести такой альбом, и он был ею даже подготовлен к печати, но только лет через пятьдесят, когда она уже похоронила своего четвертого мужа Игоря Стравинского, да и сама уже была, прямо скажем, не девочка. А Сонечке Мельниковой очень повезло, потому что ей не пришлось ждать пятьдесят лет и не пришлось самой хлопотать о встрече с читателем-поклонником (как Вере Стравинской-Судейкиной-Боссэ). Ее новый поклонник Илья Зданевич был издатель и оформитель, он издал у себя в крошечном издательстве «41°» для нее альбом, который так и назывался «Софии Георгиевне Мельниковой». Это малотиражное издание, очень красивое и содержательное. Там были вклейки, всяческие игры со шрифтами, заставки, разнообразные рисунки и приятные записи. Знаменитый поэт Каменский, например, написал так, вполне по-каменски:
