Вера Фигнер - После Шлиссельбурга
Это обстоятельство казалось цекистам партии особенно подозрительным и утверждало в убеждении, что все разоблачения Астафьева — интрига полиции, желающей скомпрометировать ценного члена партии.
Глава тридцать восьмая
Разоблачение
После ошеломляющего указания Бурцева на Лопухина возобновилась прежняя печальная история. Лопухин! Директор департамента полиции! Возможно ли доверять ему? Это тот же грязный источник, как и Бакай, только рангом повыше. Тайная полиция заинтересована в том, чтобы, опорочив члена Ц. К., нанести удар партии, дискредитировать ее.
Началось расследование: что за личность Лопухин? Заслуживает ли он доверия? Надо самим услышать от Лопухина подтверждение того, что сообщил Бурцев. Ц. К. посылает Аргунова в Петербург для собирания сведений о Лопухине и личной встречи с ним.
Лопухин подтвердил Аргунову, что Азеф находится на жалованьи, весьма крупном (в последнее время 14 тыс. руб. в год). Больше того, Лопухин рассказал, что 11 ноября Азеф являлся к нему и умолял не сообщать партии о сношениях с ним и что вслед за Азефом к нему приезжал генерал Герасимов, начальник охраны, и требовал, чтобы Лопухин об Азефе молчал, причем грозил преследованием. Аргунов вернулся в Париж, сделал доклад Ц. К., но дело не подвинулось вперед: нашли нужным послать Савинкова, Чернова и Аргунова в Лондон для новых разговоров с Лопухиным, который прибавил об Азефе некоторые подробности. Тут уж насторожились. В одной квартире в Париже, не знаю, у кого именно, Ц. К. созвал некоторое число лиц, более известных своей революционной деятельностью. Была приглашена и я. Из других лиц, помню, присутствовали: члены Ц. К. — М. Натансон, В. Чернов, А. Аргунов, Ракитников, М. А. Прокофьева, член боевого отряда Лапина (Белла), И. Рубанович, Б. Савинков, И. Фондаминский, С. Слетов. Других — не помню.
Предметом совещания было, что делать дальше, а постановлением — продолжать расследование и допросить Азефа в обстановке, подготовленной так, чтоб тут же на месте покончить с ним.
Я не помню мнений отдельных лиц; не помню, чтобы были какие-нибудь другие предложения или чтоб кто-нибудь воздержался от голосования.
Дальнейшим актом было следующее: Лопухин в Петербурге указал Аргунову, что Азеф был у него 11 ноября. Где был Азеф в этот день? На вопрос одного из членов Ц. К. он ответил, что был в Берлине и пробыл там дней десять. Он показал и счета гостиницы. Ц. К. поручил Донскому (я думаю, теперь можно назвать его) поехать в Берлин и проверить все указания Азефа. Из Берлина от него была получена тревожная телеграмма, говорившая о том, что надо спешить, иначе заинтересованное лицо будет предупреждено. Все указания Азефа оказались ложными: в Берлине он прожил всего 5 дней, счет был на чужое имя, жил он у некоего подозрительного Черномордика, связанного с немецкой полицией, обстановка комнаты была совсем иная, чем указанная Азефом.
О посылке Донского мне стало известно от Натансона уже после телеграммы от него.
О последующих шагах Ц. К. я узнала уже post factum, а именно:
Вопреки тому, что было постановлено на совещании, и без ведома (насколько я знаю) присутствовавших на нем, за исключением, конечно, членов Ц. К., на квартиру Азефа отправились Чернов, Савинков и Панов («Николай»). Ни жены, ни двух сыновей Азефа (12 и 8 лет) дома не было. Обстановка — самая благоприятная. Произошел допрос, который не стоит излагать по тому неполному сообщению, которое мне сделал Натансон. До сих пор (1928 г.) я даже не знала, что третьим был Панов, находя неудобным спрашивать об этом.
В книге Савинкова «Воспоминания террориста», в главе III, стр. 348–353, помещена драматическая сцена этого допроса, и я целиком привожу ее.
«Вечером 5 января н. стиля 1909 г. Чернов, «Николай» и я позвонили у квартиры Азефа в доме № 245 по Boulevard Raspail.
Дверь нам открыл Азеф. Он провел нас в крайнюю комнату — свой кабинет. Он сел за стол у окна. Мы втроем загородили ему выход из комнаты.
Азеф спросил:
— В чем, господа, дело?
Чернов ответил:
— Вот прочти новый документ.
И он передал Азефу саратовское от 1907 года письмо.
Азеф побледнел. Он долго читал письмо. Мне показалось, что он делает вид, что читает его: он выигрывал время, чтобы спокойно выслушать нас.
Все еще очень бледный, он, наконец, обернулся к нам. Он спросил:
— Ну, так в чем же дело?
Чернов медленно сказал:
— Нам известно, что 11 ноября старого стиля ты в Петербурге был у Лопухина.
Азеф не удивился. Он ответил очень спокойно:
— Я у Лопухина не был.
— Где же ты был?
— Я был в Берлине.
— В какой гостинице?
— Сперва в Ferstenhof'е, затем в меблированных комнатах «Керчь».
— Нам известно, что ты в «Керчи» не был.
Азеф засмеялся:
— Смешно… Я там был.
— Ты там не был.
— Я был… Впрочем, что это за разговор?.. — Азеф выпрямился и поднял голову. — Мое прошлое ручается за меня.
Тогда я сказал:
— Ты говоришь — твое прошлое ручается за тебя. Хорошо. Расскажи нам подробности покушения на Дубасова.
Азеф ответил, с достоинством:
— Покушение 23 апреля было неудачно, потому что Шиллеров пропустил Дубасова. Было трое метальщиков: Борис Вноровский на Тверской, Владимир Вноровский на Воздвиженке, Шиллеров на Знаменке. Я был в кофейне Филиппова.
Я сказал:
— Это неправда. Мы допросили Владимира Вноровского. Было только двое метальщиков: Борис Вноровский и Шиллеров. Дубасов проехал мимо Владимира Вноровского, но у того не было бомбы.
Азеф пожал плечами:
— Не знаю. Было так, как я говорю.
Я сказал:
— Кроме того, ты накануне покушения не пришел на свидание к метальщикам.
Азеф ответил:
— Нет, я пришел.
Я. — Значит, Вноровский сказал неправду?
Азеф. — Нет, Вноровский не может сказать неправды.
Я. — Значит ты говоришь неправду?
Азеф. — Нет, и я говорю правду.
Я. — Где же объяснение?
Азеф. — Не знаю.
Я. — Ты говоришь, был в кофейне Филиппова?
Азеф. — Да.
Я. — Ты попал в полицейское оцепление?
Азеф. — Нет.
Я. — Аргунову ты говорил, что ты попал в оцепление, но представил приставу иностранный паспорт и тебя отпустили.
Азеф. — Я этого Аргунову не говорил.
Я. — Значит, Аргунов сказал неправду?
Азеф. — Нет.
Я. — Значит, ты говоришь неправду?
Азеф. — Нет, я говорю правду.
Я. — Где же объяснение?
Азеф. — Не знаю… Но какое же заключение ты выводишь?
Я. — Ты, по меньшей мере, проявил небрежность, граничащую с преступлением. За такую небрежность ты удалил бы из организации любого из ее членов. Твоя ссылка на твое прошлое неуместна.
