Иван Исаков - Каспий, 1920 год
Народ на молу и пристанях сначала шарахнулся, но видя, что мы огня не открываем, выжидающе остановился, прижимаясь к строениям.
Флаги на белогвардейских судах не спускались. Усилилось движение по лиману на Решт. Но начдив не разрешил приблизиться к молу и открыть огонь по удиравшим. По-своему он был прав - при этом неизбежно пострадали бы некоторые персы и их имущество. Кроме того, среди уезжающих могли быть местные жители, решившие переждать исход событий где-либо подальше от наших пушек.
Опять полная готовность и ни одного выстрела.
* * *
Позже мы узнали, что англичане явно затягивали ответ. Кто это делал - генерал Чемпэйн или его высшее начальство? - сказать трудно. Но если двух часов для переговоров с Тегераном или Багдадом было мало, то к полудню истекло уже более пяти часов с момента первого залпа, о чем энзелийский штаб, бесспорно, донес по команде.
Кроме того, с крейсеров и канлодок стали наблюдать накапливание людей и машин в восточной части казьянского парка.
На что рассчитывали англичане - сказать трудно, поскольку они так и не опубликовали документов об этой операции. Возможно, что дело было до банальности обыденно и что не было никакой хитрости, а верховный комиссар Великобритании на Ближнем Востоке не захотел брать на себя ответственность за капитуляцию британских войск и просто отмалчивался, предоставив командиру бригады и его прямому начальнику командиру 13-й дивизии {127} выпутываться самим из этого крайне тяжелого положения.
Так или иначе, но советскому командованию было абсолютно невыгодно затянуть вопрос о капитуляции врага до темноты, что автоматически повлекло бы перенесение его на следующий день. За ночь могли исчезнуть как люди, так и предметы, в захвате которых мы были заинтересованы.
Не подлежало сомнению, что ночная атака торпедных катеров имела бы гораздо больше шансов на успех, чем утренняя попытка.
Наконец, с каждым часом по направлению на Решт уплывали сотни, если не тысячи белогвардейцев.
Поскольку к полудню уже высадилась почти половина кожановцев, все мы, стоявшие на мостике «Деятельного», внутренне одобрили решение командования.
У всех, как говорится, чесались руки, но… пришлось терпеливо выжидать, слушая методичный артиллерийский огонь, доносившийся с востока.
* * *
Комиссар поднялся на мостик и рассказал, что очень волнуется индус, старшина катера, все время посматривающий в ту сторону, куда ушел «Либкнехт» с его капитаном. Характерно, что два других члена экипажа оставались совершенно равнодушными к судьбе своего белого властелина.
Добился разрешения начдива отправить катер в порт. Дело в том, что в случае необходимости дать ход все равно бакштов придется отдать или обрубить. На просьбу индуса разрешить идти в район высадки ответил категорическим запретом. Там бой, и катер могут принять за торпедный. Чтобы не сбежал, полпути его провожал «Дерзкий».
* * *
Чуть не повторился эпизод с встречей торпедного катера. Это и был настоящий боевой катер, но, выйдя из-за оконечности мола, он сразу пошел вдоль восточного берега. Затем, прежде чем мы определили элементы его движения, показался большой всплеск, и катер, развернувшись на пятке, скрылся опять за молом.
Значительно позже, к концу дня, когда были захвачены все трофейные корабли, включая и «матку» английских катеров - пароход «Кама» {128}, удалось узнать, что этот торпедный катер выходил не с целью атаки. Он сбросил в море свою торпеду и большой ящик с бортовыми пулеметами, взрывателями и другими приборами от катеров и торпед, чтобы обесценить наши трофеи. Топить это добро на глазах у всего порта, да еще на малых глубинах хитрые враги не захотели.
Никого из участников этой «операции» мы, конечно, не застали - после своего выхода за мол они бежали в Решт. Взорвать или поджечь самые катера они не рискнули: настроение моряков, решивших сдаться советской флотилии, это исключало. А рисковать собой не захотел ни один из белогвардейцев, оказавшийся в Энзели 18 мая 1920 года.
Новое перемирие
Вялый огонь в районе Хуммам - Казьян (восточная окраина) постепенно стал затихать и затем прекратился.
Это взмолился бригадный генерал войск его величества, обещая незамедлительно дать ответ.
Комфлот согласился продлить перемирие до 20 часов по местному времени, но на этот раз никто уже не сомневался в окончательном исходе дела. Однако чтобы избежать лишних жертв, надо было, чтобы английская сторона официально признала готовность принять все советские условия. Генерал же или колебался, или чего-то выжидал.
Заданный срок окончания перемирия, который приходился на сумерки, ничем разумным объяснить нельзя. Не берусь высказывать окончательное суждение - я не присутствовал при принятии решения и не знаю доводов, - но по-прежнему думаю, что над комфлотом продолжал тяготеть все тот же факт медленности выгрузки десанта. Действительно, под вечер была закончена высадка всех бойцов и выгрузка значительного количества грузов с так называемых «судов снабжения». Но никто никогда не возвращался к вопросу о сроке второго перемирия - англичане капитулировали задолго до его наступления.
* * *
Итак, десант продолжал высаживаться главным образом при помощи неутомимого «Володарского».
Все пушки молчали.
На берегу уже никто ни от кого не прятался. Пожалуй, можно было наблюдать элементы «братания» наших моряков с «томми», хотя английские офицеры грозили своими стеками, не рискуя подходить вплотную.
Расцветились все белые суда.
Поток на Решт через лиман стал менее плотным. Очевидно, главная масса схлынула.
* * *
Первыми признаками благополучного окончания операции явились еще большее нарастание толпы на молу и своеобразный визит энзелийского губернатора.
Полагаю, что история международных отношений еще не зафиксировала такого оригинального визита.
* * *
Из- за мола медленно выполз рейдовый буксир с высокой трубой и, переваливаясь на зыби с борта на борт, направился к крейсеру «Роза Люксембург». Очевидно, выбор направления определился сравнительно большими размерами советского корабля и флагом (Гаврилова) на форстеньге. Однако сообразив, как потом выяснилось, что до крейсера идти значительно дальше, чем к «Деятельному», буксир повернул к нам.
