Иван Исаков - Каспий, 1920 год
Но, несмотря на внешнее благополучие в начале дипломатического приема, через несколько минут произошел первый неприятный казус. Не желая пускать гостя на мостик, я в то же время не мог пригласить его вниз, где отсиживался Чириков, так что весь разговор продолжался на шкафуте, у трапа. Не предупрежденный сигнальный старшина (моя вина!), не подозревавший о лингвистических талантах гостя, лихо сбежал с мостика и, откозырнув, доложил: «Так что приказано задержать возможно дольше, а затем направить на «Карла Либкнехта»!»
Пришлось пуститься в импровизацию на тему о том, очевидно, комфлот не хочет допустить, чтобы парламентер мог попасть в зону огня.
Но несостоятельность подобной версии была тотчас разбита сообразительным бывшим донецким клерком:
- Во-первых, мы с берега не стреляем, поэтому на флагманском корабле безопасно так же, как и у вас! А во-вторых, главная цель моей миссии заключается именно в том, чтобы добиться прекращения огня с вашей стороны!… Поэтому я настаиваю на свидании с командующим!
Провалившись в качестве дипломата, я решил направить англичанина «по этапу». Флагманский корабль за последние минуты еще больше удалился на ост, в сторону высадки, и наиболее близким к нам кораблем оказался крейсер «Роза Люксембург».
И тут произошел второй казус.
Пока мы стояли у трапа в ожидании ответа с флагманского корабля, английский катер сдали под корму и поставили на бакштов. Находившиеся по расписанию на юте (а отмены боевой тревоги не было) сгрудились на самой корме. От нас не было видно, что там происходит. Когда же, продолжая разговаривать, мы прошли кормовой мостик, а товарищи предупредительно расступились, то Крачлей позеленел, увидев в руках улыбающегося индуса-рулевого небольшой красный флажок, аккуратно прибитый к маленькому древку.
У капитана хватило выдержки не устроить истерику, но несколько слов, сказанных им внешне спокойно на хинди или каком-то другом языке, заставили вытянувшегося индуса посереть, а флажок выпал из его руки и тихо свалился за борт катера, к великому возмущению наблюдавших за этой сценой.
Не ожидая реакции, Крачлей прыгнул в катер, который тотчас отвалил и пошел по моей рекомендации в направлении к крейсеру «Роза Люксембург», где его могли развлекать первоклассным французским языком, которым в совершенстве владел главарт. Как потом оказалось, на это обстоятельство Крачлей обратил особое внимание и упорно расспрашивал Б.П. Гаврилова, где и когда он изучил этот язык. Но выполнение миссии парламентера не продвинулось ни на шаг. Повторилась та же процедура запроса флагманского корабля и ожидания указаний. Все же, очевидно, совместно с Гавриловым мы выполнили задание, так как вскоре затем последовало разрешение направить его на «Карла Либкнехта», причем комфлот сам пошел как бы навстречу, приблизившись к меридиану Казьяна. Когда же Крачлей поднялся на борт миноносца, последний круто развернулся и опять пошел на ост.
Перемирие в форме томительной паузы продолжалось.
Иранское солнце (недаром оно на государственном флаге!) начинало серьезно давать о себе знать.
Пологая зыбь от норд-оста стала более ощутимой. Корабли очень лениво переваливались с борта на борт.
Но штиль был настолько полный, что поверхность моря была как бы маслянистой и под солнцем слепила глаза.
* * *
Следующий раздел можно было бы назвать «Разложение колониальных войск посредством агитации». Но, к сожалению, мы на «Деятельном» к этой задаче абсолютно не были подготовлены. И если некоторые индусские солдаты действительно вышли из повиновения своим колониальным начальникам (а это подтверждалось появлением перебежчиков и другими фактами), то причиной тому служила не наивная агитация наших товарищей, а результат воздействия более серьезных факторов и в первую очередь - победы над англичанами и их капитуляция.
Когда «Либкнехт», приняв на борт парламентера, дал ход, то английский катер оказался один среди вражеской эскадры, вдали от порта и, очевидно, не успев получить какие-либо указания. Старшина-индус не рискнул возвращаться в гавань без офицера, поэтому после некоторого колебания направился к «Деятельному» и, подойдя вплотную, попросился жестами на бакштов, к своим «старым друзьям». Кое-кто из наших прибалтийских моряков (кажется, Гертнер) знал английский морской жаргон, с помощью которого и усиленной жестикуляции в течение более двух часов товарищи пытались подружиться с индусами, а заодно и прощупать их настроения. Но, к сожалению, чем более возвышенные и отвлеченные идеи хотелось внушить индусам, тем больше не хватало слов, жестов и даже пальцев.
Характерно, что маленький катер с экипажем всего в три человека являлся как бы миниатюрным сколком с грандиозной колониальной системы.
Три ранга (старшина, капрал, рядовой) и три разных народности были легко различимы. Но можно ручаться, что они, кроме того, представляли три разные касты и различные религии. Маленький ковчег, в котором социальная дистанция от статного старшины до моториста была еще большей, чем между «цивилизованным» рулевым и английским капитаном. И этот подбор был не случайным и сделан не сегодня, для выхода с парламентером. Подобные сочетания - результат длительного опыта колонизаторов, вся история которых по управлению Индией является историей подавления восстаний и научила мешать сплочению, разъединять, - вот в чем был смысл подбора.
Когда один из наших моряков, вскрыв банку флотских консервов и прикрыв ее большой горбушкой вкусного хлеба, протянул, улыбаясь, старшине, то последний даже отвернулся. Это было принято за своеобразную церемонию деликатности. Мало ли у кого какие обычаи.
Тогда добрая душа моряка заставила его свеситься за борт и поставить банку на корму катера. Индус сделал вид, что ничего не видит. Но как только из-под тента медленно потянулась черная рука моториста, старшина поддел банку носком желтого ботинка, и все угощение полетело в море. При этом на его лице была мина величайшей брезгливости. Черная рука исчезла мгновенно.
Негодование наших товарищей было настолько велико, что пришлось вмешаться командиру: убеждать, что индус - мусульманин, что он принял мясо за свиное, и наговорить еще что-то о секте неприкасаемых и много другой ерунды, лишь бы утихомирить страсти и не очень показать полное свое незнание этих людей.
Важно то, что «воспитание», полученное индусами от колонизаторов, и специфический подбор команды катера сделали свое дело. Флажки они взяли как сувениры, как игрушки и, очевидно, перед приемом «сахиба» на борт выкинули их в воду. Никакого контакта не получилось. Единственно, что должны были понять индусы, что большевики с ними не воюют и им зла не желают.
