Ирина Эренбург - Я видела детство и юность XX века
Дома все усложняется.
2 мая.События: Муссолини с любовницей убиты партизанами, их трупы были повешены вниз головой на бензоколонке в Милане. Итальянцы шли мимо и плевали на них. Вчера сообщения о смерти Гитлера. Лаваль и Деа[223] сегодня прилетели в Барселону, до этого Лаваль просился в Швейцарию. Петен сидит в тюрьме в Париже. Сегодня взят Берлин. Обыкновенный салют, и на улицах нет особенного оживления. Вчера слушала Париж: пели «Интернационал», в Ватикане впервые праздновали 1 мая.
Во Франции муниципальные выборы показали победу коммунистов.
Статью Ильи не взяли ни в «Красной звезде», ни на радио. Был полный мрак, но сейчас звонил Рыклин, чтобы Илья попробовал для «Правды».
Наташин день рождения. Ина в нарывах, Фаня в свинке. Я беспрерывно работаю или хожу по делам.
Победа на носу. Все очень устали.
В Сан-Франциско история с Аргентиной, думаю, что здесь подоплека польских дел. Молотов до конца конференции вылетает в Москву.
Москва одета в американские подарки или трофеи. 4-го будет новый заем. Сколько можно!
Снято затемнение. Снова видно, как живут люди. Савичи рассказали о семье напротив их окон: девочка превратилась в девушку, родился ребенок, женщина продолжает гладить на подоконнике.
3 мая.Сегодня звонили Илье из радио, просили снова написать о Берлине. Может быть, перемена.
Эррио[224] прислал Илье записку с благодарностью за книгу.
Вчера весь север Италии сдался, это первая капитуляция. Ждем общей капитуляции не сегодня-завтра. Вот и наступает желанный всеми момент, а мне очень грустно.
5 мая.Вчера капитулировали немцы в Голландии и Дании. Они сдаются частями и только союзникам. В будущем все мрачно — нелады с союзниками…
У Ильи требуют покаянной статьи. Он не будет ее писать. Идет дождь, серо и грустно. Вчера ходила на рынок, продавала Борино пальто и не продала.
Все готовятся к Пасхе. Ина в больнице, у нее рак, но она не знает.
7 мая.Вчера опубликовано об аресте нами 16 поляков. В Сан-Франциско прекращены переговоры о польских делах. В Праге восстание. У Бальтерманцев разговор о посылках с трофеями. В Москве уже ходят анекдоты: такой-то прислал 15 кг чулок, и о мыле, в котором были спрятаны драгоценности.
Меня мучают с деньгами, работой, квартирой. Дождь и серо. На кинохронике предложили делать картину о помощи семьям фронтовиков. Леля о русских во Франции.
Была у Ины в больнице. Кормят плохо, но больница хорошая. Лежат главным образом раковые, т. е. смертники.
Сегодня в «Правде» снова Леонов, настала его пора.
Вчера была Пасха, в магазинах продавали куличи и пасхи, говорят, с «ХВ».
Хочется чего-то другого…
Португалия наконец-то порвала дипотношения с Германией.
8 мая.Сегодня капитуляция Германии. Весь мир празднует. Париж кричит «Вив де Голль, и Сталин, и Черчилль», а у нас полная неизвестность — все ждали целый день, но дали три салюта по случаю взятия каких-то городов (Дрезден и в Чехии), но Сталин не говорил. Ждем в газетах, ждет население. В учреждениях готовы транспаранты. Опять неизвестность, мы в руках Сталина. Но, в общем, — конец. И я плачу. Я ждала и знала, что мне будет очень и очень больно. Боря не увидит… Я пожилая вдова, пожилая женщина. Зачем мне продолжать эту шлюху-жизнь? Напротив, на окне, горшок с цветами: красный с зелеными листьями — это мир. Я должна приучить себя к положению: все будут счастливы; нет, знаю, что не все, но на остальных мне наплевать. Мне хочется еще капельку счастья, мне осточертело быть несчастной. Ну и свинья же ты, хоть задумайся, каково ему было умирать и как он умер. Нет, не могу поверить. Да, вымучайся сама, запрячь свое горе.
9 мая.День Победы. Утром пошла в комиссионный — узнать, не продано ли пальто Бори. Нет. Слушала радио Парижа, в 4 часа выступил де Голль, кончил: «А! Вив ля Франс!» Потом слушала Черчилля. Пришел Мунблит, говорит о будущем, он шел к возлюбленной, а может быть, врал. Потом пришла Ида[225]. Ужинали Савичи. Сейчас Браззавиль передает марши. Не могу быть одна. Мне нужен мужчина. Но покупателя нет. Сейчас играют «Le Chant du depart»[226]. Вспоминала Габи, почему? Как все суетно…
11 мая.День Победы, малой и большой. 8 мая мы нетерпеливо ждали. Европа праздновала, у нас — ничего. Подписано в Реймсе, но мы ждали, чтобы это было подписано в Берлине. И вот, наконец, в 2 часа десять минут радио объявило. На улицах всю ночь были песни и крики. Днем выступил пьяный Сталин. Фейерверк и пр. Видела много плачущих женщин. Я себя хорошо вела, но во вторую половину дня не выдержала: наконец до меня дошло. Сама того не зная, я надеялась. Он не вернется. Все кончено. Я сойду с ума. Попробую довести до своего сознания все, что произошло. Нет, не в силах.
Что было 9-го мая? Мы с Фаней и Угольком вышли на улицу. Я увидела, что Илью качают, я испугалась, что его уронят. У него было испуганное лицо. Меня кто-то целовал, обнимал, Фаню тоже. Какие-то незнакомые люди. Текло море, океан людей, многие плакали, все что-то кричали. Мы с Фаней пошли к Ольге и Теме, они живут рядом. Ольга строго сказала: «Вытирайте ноги!» Не такого приема мы ожидали, и мы ушли. Фаня то плакала, то улыбалась, я тоже. Мы попробовали пройти на Красную площадь, но густая толпа нам не дала. Мы тоже поздравляли, тоже целовали кого-то и тоже кричали: «Конец войны! Мир!» Залитые слезами, мы с Фаней вернулись домой. Илья уже пришел, а Люба смотрела на толпу с балкона. Вечером, к ужину, пришли Савы, Лидины, Таировы и еще много народу. Пили за Победу. Илья молча улыбался. В толпе почти не было пьяных. Такое торжество, а Боря его не увидел.
14 мая.Итак, мир. Люди еще не привыкли, все идет по-старому. В Англии сократили рацион. Идет борьба с Польшей. Там не признают нашего ареста 16 поляков, плюс австрийское правительство, плюс Триест, который Сталин хочет, чтобы был у Тито[227].
Сводка: прием пленных.
18 мая.А мне уже все равно, май это или август. Идет дождь, и я довольна. В Европе Геринг обедал с англичанами и американцами, в газетах меню Геринга[228]. В некоторых местах англичане и американцы получили приказ отдавать честь немцам. Радио «Би-Би-Си» сообщает об этом с возмущением. В Бельгии все бурно, король Леопольд предпочел не возвращаться к себе на родину. Франция заняла какие-то куски Италии, «где говорят по-французски». Тито сидит в Триесте, а союзники пробуют его выжить. У нас польский вопрос и т. д., в общем — «драчка».