Ирина Эренбург - Я видела детство и юность XX века
Рано утром по улицам Одессы пошли колонны иностранных пленных. Они шагали с оркестром и пели — каждая колонна на своем языке. Они были подтянуты, ботинки начищены, формы отутюжены, когда они успели — не поняла. Навстречу им шли пленные немцы под конвоем. Они несли обгоревшие бревна. Немцы испуганно посмотрели на сопровождающих их красноармейцев, но бывшие пленные французы ничего им не сказали, только громче запели «Марсельезу».
31 марта.Не могу забыть Одессу. Написала несколько очерков. Часть для «Красной звезды». Они были сильно покорежены, переделаны фамилии бывших партизан. Понятно, они сейчас все сидят в наших сибирских лагерях. От семьи братьев Плохотных получила письмо с благодарностью: только от меня узнали, что их мужья живы. Они до сих пор числятся «без вести пропавшими». Недаром они спускались с парохода на «родную землю» как арестанты.
Отдали радиоприемники[218]. Весь мир говорит о скором крахе Германии.
Союзники двигаются вовсю. Croisière a travers l'Allemagne[219]. Говорят, что кончится к 15 апреля или 1 мая. Леле заказали программу празднования конца войны. Мы от Берлина в 60 км, союзники — в 300-х. Теперь кто скорее дойдет. Союзники освобождают лагеря с нашими пленными. Об Одессе главное: не любят советских, вспоминают румын.
Мы расторгли договор с Японией. Видимо, потребовали союзники. Так что будет война с Японией.
В Москву приехали Тито и Черчилль.
Гостит Гриша.
Ина облучается, бритая, нервная. Ее безумно жаль. А я злющая. Тут еще неизвестно, что делать с квартирой. Оказывается, в Лаврухе две комнаты остаются за мной. Фаня очень рада, да и я тоже. Мы с нею здесь не у себя дома.
Наш прожиточный минимум: 1000 р. маме, столько же Любе, 100 р. за квартиру, 200 р. табак, 100 р. мыло. Итого 2500 р. Для этого надо заработать 3500.
14 апреля.Сегодня, открыв утром «Правду», я увидела на 1-ой странице огромными буквами: «Товарищ Эренбург упрощает» за подписью Александрова из ЦК, о том, что немецкий народ есть и что немцы кидают все силы на наш фронт, а не на запад, чтобы поссорить нас с союзниками.
Дома мрак. Уже в ТАССе на вечере Тито упоминаются Леонов, Тихонов, Симонов, а Ильи нет. Началось и пойдет… Это нам знакомо. Вчера умер Рузвельт. Москва в траурных флагах. Вчера взяли Вену. Идет снег и холодно.
Сельвинского послали в армейскую газету за то, что выступил с защитой символистов.
Фаня, придя из школы, спросила: «А Рузвельт коммунист?»
Союзники около самого Берлина, видно, войдут раньше нас. Из статьи об Илье ясно, что драться с союзниками мы не будем.
У меня опять плохо с деньгами: папа болен и туда нужны деньги. Кроме того, я без пальто. Надо что-то продать. У меня интересный материал о «рабынях»[220], но он никому не нужен.
19 апреля, 5 часов утра.Слушаю радио. Париж. Дома полный мрак в связи со статьей Александрова. Мы ее передаем на Германию. Вообще на свете черт знает что. Начали грызться из-за Германии и Польши. Англичане впервые увидели зверства немцев по отношению к нам и пришли в ужас.
Вчера видела «Китай в огне»; все знакомое и не действует. Особенно исход.
Меня преследует мысль — подойти к окну и шагнуть в пространство, иногда эта мысль кажется упоительной. Останавливает чувство долга. Неужели оно от деда-немца?
Все время слушаю радио: наркоз и отупение. Встаю утром с ощущением катастрофы. Очень хочется устроить наших. Тупой взгляд Ильи, полное отсутствие интереса ко всему, нежелание ничего есть, за исключением укропа[221]… смакует все, что вокруг этого события. Написал Сталину письмо и ждет. Мне его страшно жалко, но честно говоря, бывают вещи настолько страшнее.
21 апреля.Одного еврея спросили, как он относится к советской власти? «Как к жене: немного боюсь, немного люблю, немного хочу чего-то другого».
Идет наше наступление на Берлин.
22 апреля.Сегодня наши войска вошли в предместья Берлина. Подписали пакт с люблинским польским правительством. Теперь начнется. Молотов еще не прибыл в Вашингтон. Илья совсем опустился. От Беллы телеграмма — наша единственная радость. Дома похоронное настроение.
В Брюсселе запретили газету: она напечатала статью о солидарности с немецким народом. А вообще мир сходит с ума, идет дележ, вылезло все дерьмо. Браззавиль выступил против «Свободной Германии». Москва ждет 1 мая. В Мосторге весенний базар, дорого, но покупают.
23 апреля.Вчера наши вошли в Берлин. Взято 20 кварталов. Берлин под обстрелом. Горит, идет окружение. Соединение русских и американцев ожидается у Дрездена.
Была на хронике, готовим «Освенцим»: 7 тонн женских волос, гора челюстей, гора очков…
Дома по-прежнему и даже хуже. Илья тупо смотрит в стенку, отвечает умирающим голосом. В квартире тихо и невыносимо тяжело. Обсуждение вопросов, которых раньше не было. Это не первый раз. Тут я себя чувствую мудрой — прошла хорошую школу. Теперь надо суметь на все наплевать и работать. Это трудно. Нужно написать для французского радио о восстановлении Одессы и сделать материал рабынь.
25 апреля.По Тверской пошли автобусы: конец войны. Сегодня открывается в Сан-Франциско конференция.
26 апреля.Письмо от маминой сестры из Болгарии, просит, чтобы я боролась против алкоголизма. Дома удушающая атмосфера, ответа от Сталина нет. Нужно писать о восстановлении, а хочется о похоронах. Вчера продала книг на 150 рублей. Но что делать? Денег нет.
Москва готовится к 1 мая, все покупают бумажные цветы, моют окна. Merde![222]
27 апреля.Соединение американцев, англичан и русских. Речи Сталина, Черчилля и Трумэна по московской сети. Муссолини будто бы схвачен, Петен вернулся во Францию. В Берлине продолжаются бои.
Илья написал статью, не дождавшись ответа.
У Фани фурункул на лице.
В Швейцарию бегут крысы.
28 апреля.Гиммлер предложил мир американцам и англичанам. Нас боятся, те отвергли, а мы в газетах сегодня выразили благодарность союзникам.
Дома все усложняется.
2 мая.События: Муссолини с любовницей убиты партизанами, их трупы были повешены вниз головой на бензоколонке в Милане. Итальянцы шли мимо и плевали на них. Вчера сообщения о смерти Гитлера. Лаваль и Деа[223] сегодня прилетели в Барселону, до этого Лаваль просился в Швейцарию. Петен сидит в тюрьме в Париже. Сегодня взят Берлин. Обыкновенный салют, и на улицах нет особенного оживления. Вчера слушала Париж: пели «Интернационал», в Ватикане впервые праздновали 1 мая.