Елена Арсеньева - Репетиция конца света
Ну, с Воропаевым все ясно, он небось волосы на себе рвет, а почему молчит Поляков? Почему не хохочет?
Зернов открыл один глаз, залитый слезою безудержного смеха.
Воропаев волосы на себе не рвет – сидит, держа двумя пальцами презерватив с сахарком и этак игриво покачивая его, – а Поляков полуобернулся от руля и напряженно смотрит в глаза Воропаеву. И что он там пытается высмотреть?
Видимо, для того, чтобы Полякову ничто не мешало понять ситуацию, Воропаев снял очки и спрятал в карман. И при виде откровенной усмешки в этих глазах Поляков вдруг резко, громко выдохнул – и плечи его поникли. Зернову почудилось, будто из его напарника, приятеля и вдохновителя всех совместно совершенных великих дел разом вышел весь задор, как выходит воздух из проколотого шарика.
– Поляков, ты чего? – спросил Зернов в недоумении.
Поляков ничего не ответил – только снова лег головой на рулевое колесо, но это его движение Зернов никак не мог истолковать и продолжал недоумевать.
– Только умоляю, не гоните волну на будулаев и будулаек, – переводя взгляд с Полякова на Зернова, доверительно сказал Воропаев. Глаза его так и сверкали от смеха, и Зернов ни с того ни с сего подумал, что, наверное, бабы мрут, как мухи, когда Воропаев начинает играть с ними этими своими жуликоватыми глазищами. – Чавэлы тут совершенно ни при чем. Это не они дурят простодушных лохов. Сахарную пудру положил в этот, извините, чехольчик я сам. Когда ехал в Ольгино, груз был уже при мне. Я к цыганам даже не ходил – за углом постоял. Потом увидел, что вы уже готовы брать добычу, – и подставился.
– Ка-ак?!
Этот странный звук, напоминающий не то пронзительное аханье, не то хриплое карканье, вырвался из груди Зернова. И тут же он испуганно прихлопнул себе рот, сообразив, что произошло, и вмиг оценив все коварство Воропаева.
Этот парень подставился нарочно! Все продумал, все рассчитал и взял их на пушку! Не он лох из лохов, а они, Зернов с Поляковым. Вернее, Поляков с Зерновым, потому что это была именно задумка Полякова: поставить засаду в Ольгине, рядом с цыганским притоном. А ведь Зернову сразу эта затея казалась нестоящей. То есть не вдохновляла она его, внушала какое-то смутное опасение. Но он так привык, что Поляков всегда прав... он просто не осмелился не то что возразить, но даже выразить неудовольствие. И вот что из этого вышло. Ну уж не-ет, впредь Зернов никогда не станет слепо соглашаться со всем, что будет предлагать Поляков. Впредь он всегда будет иметь собственное мнение. Впредь он...
Зернов расправил плечи, уничтожающе посмотрел на поникшего Полякова – и внезапно до него дошло, что означала эта поза, которую он никак не мог расшифровать. Не мог – а теперь смог.
Она означала, что впредь с ними может произойти нечто совсем иное. Не то, о чем мечтает, чего хочет Зернов, а мечтал он приобрести власть над ситуацией...
Штука в том, что ситуация неудержимо выходила из-под контроля.
Внезапно Поляков резко дернулся, повернулся... и пузырь лопнул во второй раз, когда в руке отшатнувшегося Воропаева невесть откуда появился пистолет.
– Не надо, не надо, – заговорил Воропаев с примирительными интонациями. – Разговор записан здесь, – он похлопал себя по груди, а потом махнул куда-то в сторону, – и в машине, которая сейчас стоит за квартал от нас. Туда идет прямая трансляция, там сидят мои люди. И сразу, чтобы пресечь всякие глюки с вашей стороны: разрешение на ношение оружия у меня имеется. А также на прослушивание и запись частных и даже некоторых служебных разговоров. Люди, которые меня сопровождают, работают в той же фирме, что и я, они облечены соответствующими полномочиями. Запись нашего разговора вполне может быть использована на суде, и даже, – он ослепительно улыбнулся Полякову, – даже ваш братец-прокурор со своими связями вряд ли выручит вас: нападение на невиновного человека, подтасовка обвинения, превышение служебных полномочий, словом, да еще и вымогательство взятки, да еще не просто вымогательство, а ее получение... Кстати, если вам интересно, могу сказать о себе следующее: я работаю в достаточно серьезной фирме, которая имеет на вооружении самую изощренную съемочную технику. Поэтому факт моего задержания и пересчета денег зафиксирован на пленку. Спокойно! – выставил он вперед левую ладонь (в правой руке по-прежнему весьма профессионально держал пистолет). – Это не фиксирующая, а передающая камера, сигнал принимается в той же машине, где идет аудиозапись.
– И деньги, конечно, меченые... – простонал Зернов, на что Воропаев ответил обаятельной улыбкой.
– Боже ты мой, боже ты мой!.. – Зернов взялся руками за голову и принялся вертеть ею, словно решил открутить за ненадобностью: на что-де она ему нужна, такая бестолковая, бесталанная головушка?! Нет, надо же так влипнуть... Так не распознать подставу...
А вообще, если честно, странно не это. Странно другое: что столько сил неизвестной конторы брошено против двух каких-то никчемных ментов.
Или конкурирующая фирма собирает компромат на нового, недавно назначенного министра внутренних дел, как известно, ставленника САМОГО, и тралит даже мельчайший планктон, не упуская при этом и крупную рыбку?
Зернов поразился собственной логике, а также образности мышления и покачал головой уже не с отчаянием, а как бы с восторгом. От восхищения собой, таким умным, у него даже слезы на глазах просохли, и он разглядел, что Поляков больше не напоминает ком непромешанного теста, а напряженно, недобро смотрит на Воропаева и подобрался так, словно намерен кинуться на него, забыв о стволе, который противник направляет ему прямо в грудь.
И голос Полякова прозвучал резко, словно выстрел:
– Зачем тебе нужен мой брат?
Мгновение Воропаев смотрел на него пристально, потом улыбнулся, убрал пистолет и выставил ладонь, будто для рукопожатия:
– Поговорим?
– С тобой говорить?! – так и взвился Зернов. – О чем с тобой говорить?! Плюнь ему на поганую ручонку, Поляков! Слышишь?! Плюнь!
– Заткнись! – не поворачивая головы, проговорил Поляков – словно камнем в напарника швырнул.
Зернов умолк, словно этот камень попал-таки ему в широко раскрытый рот.
– Я отключил аппаратуру, – сказал Воропаев. – Все, что будет сказано сейчас, – не для протокола. Можешь поверить.
Поляков вздохнул:
– Верить-то я, может, верю. Но не понимаю.
– Сейчас объясню. Только для начала скажу: если сговоримся... если ты и твой брат поможете мне, все записи, как видео, так и аудио, будут уничтожены. Более того: деньги... кстати, не помеченные, – бросил он в Зернова еще один камушек, – останутся у вас. И в дополнение к этому твой брат получит не слабый гонорар.
