Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
"…Все спит под сияющим небом – и я, и земля, и море. Но, чу – раздался выстрел! И от горя крякнули утки. И от боли заплакала чайка. И каркнул от радости ворон – злая черная птица. Не спишь ты, жестокость людская. Под солнцем нежится море, во сне что-то шепчет тундра. Усни же, жестокость людская!
Но сел комар мне на руку, сосет меня деловито. Не может он жить без крови. Без крови не могут и люди. Об этом ты каркаешь, ворон? Ты – злая черная птица.
Я трогаю камни у моря, что были скалой когда-то, что станут со временем пылью и вдаль унесутся с ветром.
Мы все во прах обратимся – я сам, и моя собака, а с ней и моя байдара… Об этом ты каркаешь ворон? Ты – злая черная птица…".
(12) Какомэй – "диво", "чудо" (чукот.).
Кейгин – Черный Медведь
Минуло лето. Наступила долгая полярная ночь. Ерошенко чувствовал, как на него навалилась тьма, и ему, как двум бабочкам из сказки "На берегу", хотелось остановить заходящее солнце.
Но на этот раз солнце и впрямь зашло надолго, Ерошенко казалось – навсегда. На сердце у него было тяжело: он все время думал о своем безвременно погибшем друге, о смерти, которую так и не смог предотвратить. Что значили его опыт, ум перед вековечной мудростью тундры? "Слепой ведет других к солнцу! Не правда ли, смешно?" – говорил он себе.
От этих дум не отвлек его даже приезд брата Александра. Рассказав о домашних делах и узнав, что тот опять не собирается в отпуск, Ерошенко больше не говорил с ним на эту тему. Обычно Василий у себя в комнате что-то писал, нередко к нему заходили чукчи, и между ними начинался оживленный разговор.
Однажды он спросил брата:
– Ты встречал слепых в тундре?
– Да, и не раз.
Василий оживился:
– И что же они там делают?
– То же, что и другие. Вот Кейгин, к примеру, мастерит самые лучшие в этих краях нарты.
– Он что, родился слепым?
– Да.
– Но как же ему при рождении сохранили жизнь? Ведь по законам тундры он должен был умереть.
– И все же Кейгин остался жить, – сказал Александр, и поведал брату историю об оленеводе Умке и о его слепом сыне, Кейгине.
…В нашем северном краю от маленькой Калучинской бухты до большой реки Колымы, от мыса Рыркарпий (13) и до бухты Провидения – все вокруг хорошо знают оленевода Умку. В хозяйстве его уйма оленей, "клитку-клитку, нет таузенд" (14). Живет он с семьей в просторной яранге, где в пологе (15) из медвежьих шкур в глиняном сосуде всегда горит тюлений жир. Но безрадостно в доме Умки: четырех жен имеет богатый оленевод, однако нет у него ни сына, ни дочери. Печалится Умка, грустят его жены. Каждый вечер садятся они у входа в ярангу, бьют в бубен и напевают печальную песню: "Много еды в нашем доме, вдоволь и русского чая и американского табака. Но некому отведать это вместе с нами. Приходи же, гость, к нам, приходи скорей, мы так тебя ждем!"
Там, вдали, где кончается Тундра живых, начинается другая страна – Тундра мертвых. Их разделяет страшное бездонное озеро вечности. Сторожит его неумолимая и безжалостная старуха, еще более древняя, чем сама тундра. Каждую вновь преставившуюся чукчанку она вопрошает: "Оставила ли ты хоть одного ребенка там, в Тундре живых?". Если женщина отвечает "да", старуха пропускает ее в Тундру мертвых, к родственникам и друзьям усопшей, которые продолжают жить все вместе и на том свете. Но горе той, которая вынуждена ответить "нет": грозный страж бросает ее в страшное озеро и лишает загробной жизни.
Все это хорошо знает каждая чукчанка и, конечно же, все четыре жены Умки – Белого Медведя. И горе их неутешно, потому что ни у одной из них нет ребенка.
…Наступил осенний праздник молодого оленя. Кочевники-оленеводы перегнали свои стада ближе к морю, а поморы пошли навстречу оленеводам, нагрузившись рыбой, мукой, порохом – всем тем, без чего не может жить человек в тундре. Началась торговля, обмен, а закончив торговать, забили они молодых оленей и устроили пир. Во всех ярангах было много гостей, но ни у кого не собралось их так много, как у Умки, потому что оленей у него тьма-тьмущая, "клитку-клитку, нет – таузенд".
Вот, окруженный восторженными взглядами гостей, Умка приближается к своему стаду. За поясом у него – нож, в руке – аркан. Сейчас петля упадет на рога того оленя, которому суждено умереть, – такова воля неба, выбор судьбы. Но Умка – хороший хозяин, и он помогает судьбе, чтобы она не сделала неверного выбора.
Уверенный взмах руки… Но что это? Роковая петля опутала рога красивого и грациозного олененка. Обрадованные гости закричали: "Тот, кого выбрало небо, сейчас умрет!" Но что случилось с Умкой, почему он вдруг задрожал? "Обреченный на смерть, должен умереть". Зачем они орут? Умка не хуже их знает законы тундры. Но почему выбор пал на его любимца: молодой олененок так прекрасен и силен… Небо ошиблось, подумал хозяин стада. Обреченный олененок подошел к Умке и уткнулся головой в его колени, словно понимая, что ему предстоит сейчас умереть. Умка медлил, но кто-то вложил в его руку нож. Нож выпал из безвольной руки. Все знали, что этот олененок был для Умки словно родной сын.
"Неужели обреченный на смерть не умрет?" – зашипела тундра. Кто-то снова вложил нож в руку Умки. Хозяин поднял глаза к небу и проговорил слова привычной молитвы: "О ты, живущий на небеси, взгляни на грешную землю. Знай, я убиваю этого олененка не потому, что жажду его смерти. Таков закон тундры и выбор судьбы. Но я молю тебя – пошли мне другого оленя взамен этого, убитого моей рукой".
И Умка ударил ножом в самое сердце своего сына-оленя. Тот безмолвно рухнул у ног хозяина. И здесь все услышали крик: это выл и катался по земле сам Умка – Белый Медведь. Напрасно пьяные гости кричали ему прямо в уши, что молитва его услышана небом – олень упал раной вверх, а это – хорошее предзнаменование, – Умка ничего не слышал. "Хозяин много выпил", – беззлобно шептала тундра.
Ровно девять месяцев минуло после того праздничного дня. Была ночь. Тундра таинственно молчала. Пугливо прижимались друг к другу олени, замолкли колымские собаки. Все чего-то ждали. А в пологе, внутри яранги, боясь шелохнуться, сидели жены Умки. Сам хозяин был мрачнее тучи. У него родился сын. Сын его был слепой. Весть эта быстрее ветра облетела тундру. Все ждали – вот сейчас Умка стиснет пальцами горло слепого младенца и заставит его вернуться туда, откуда тот пришел – в вечность. И в самом деле, зачем незрячий сын оленеводу? Что делать слепому в тундре? Одно движение Умки, и тогда… Но, словно разбуженный голосом мальчика, Умка сказал: "Плитку (хватит), мой олененок". Потом обратился к той, которая подарила ему сына: "Возьми ребенка, ему суждено жить. А звать его будем Кейгин – Черный Медведь. Пусть он носит имя сильного и гордого зверя". Так началась жизнь маленького слепого "медвежонка", и тундра с любопытством начала следить за каждым шагом того, кому суждено было жить.
