Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
– Какомэй, какомэй (12). Так и стали называть его в тундре. Чукчи наблюдали за необычным слепцом, а тот искал случая узнать их поближе. Вот как он писал об этом в очерке "Шахматная задача":
"Немногие чукчи жили на самой базе или вблизи от нее, но они часто приезжали туда – то в больницу, то в факторию, то в школу к своим детям; ведь ребенок – это божество тундры, вокруг которого сосредоточена вся ее жизнь. Нередко чукчи появлялись на базе и просто так – проветриться, поразвлечься, увидеть гостей и чужестранцев.
Боязливые, как оленята, и любопытные, как полярные лисицы, они бродили группами по нашим общежитиям и квартирам, всем интересуясь, ничего не оставляя без внимания. Скромные и вежливые, чукчи осматривали фотографии и картины, знакомились с нашими шкафами и чемоданами, с удивлением заглядывая во все углы комнаты и ощупывая каждый предмет. И хотя они многим восхищались, в наших комнатах ничего не пропадало: чукчи – исключительно честные люди.
В столовой они подолгу пристально рассматривали нас, наблюдали, кто как ест и пьет. У них очень развито чувство юмора, – они беззлобно потешались над тем, что находили смешным. И Тундра нередко знала о каждом из нас такие подробности, о которых мы сами и не подозревали".
Ерошенко нравилась такая жизнь – в открытую, на людях. Свою комнату он никогда не запирал и радовался, когда, придя домой, находил там нового гостя. Особенно полюбился ему смышленый чукотский юноша Нерултенг. Вместе со своим младшим братом Таурулкотлом Нерултенг обучал Василия Яковлевича чукотскому языку, учил его ориентироваться в тундре.
Как-то юноша спросил русского гостя, знает ли он, как чукчи сами себя называют. Ерошенко отрицательно покачал головой.
– Так вот, – сказал Нерултенг, – мы называем себя лиги-оравилли, что означает "настоящие люди". Остальных же мы называем просто людьми.
Ерошенко сдержанно улыбнулся: ему не нравилось, когда какой-либо народ считал себя исключительным, особым. Но чукчи так мало знали о других племенах, народах, расах…
– Почему Какомэй улыбнулся? Он мне не верит? Разве он сомневается, что мы – лиги-оравилли?
– Ты прав, друг мой, – сказал Ерошенко. – В таких суровых условиях могут жить только настоящие люди. Но ты должен узнать и о жизни других народов. Обо всем этом написано в книгах.
С этого дня Нерултенг, хорошо знавший русский язык, стал читателем походной ерошенковской библиотеки. Как-то раз он попросил у Ерошенко книгу о Севере, и тот дал Нерултенгу томик Джека Лондона. Прочитав очередной рассказ, юноша приходил и спрашивал, правда ли все, что в нем рассказано. Ерошенко отвечал, что Джек Лондон – настоящий писатель и ему можно верить.
– Золото, кровь, убийства – зачем все это, Какомэй? Ведь в тундре всем хватит места?
Нерултенг не мог поверить ни Джеку Лондону, ни слепому писателю. Ерошенко не думал, что книга об американском Севере так потрясет молодого чукчу.
Нерултенг захотел узнать о жизни людей и в других цивилизованных странах. Ему попалась на глаза книга о первой мировой войне 1914 – 1918 годов. Он взял ее, ничего не сказав Ерошенко, – видимо, в книге его привлекли иллюстрации из фронтовой жизни.
Однажды Ерошенко застал юношу у себя. Тот сидел с подавленным видом, держа в руках книгу. В его голосе слышались отчаяние и боль.
– Вероятно, вы, европейцы, умные, очень умные, намного умнее нас, – сказал он Ерошенко. – Вы придумали охотничье ружье, моторную лодку, граммофон и тысячи других полезных вещей. Все это прекрасно, многое из этого пригодилось и нам, и за это тундра говорит вам спасибо и восхищается вами. Но вы придумали и такое, что убивает не одного человека, а сразу многих людей. – Нерултенг раскрыл страницу с изображением пулемета. – Вот этой машины достаточно, чтобы убить весь наш народ, все население тундры. Разве мы можем ею восхищаться? А вы этим, кажется, гордитесь. Давным-давно, когда мы были еще дикарями, мы тоже убивали друг друга. Правда, без этих приспособлений. Но те времена прошли, теперь среди нас вы не услышите об убийствах. Кто же глупее, мы или вы? Нет, все-таки мы – настоящие люди, лиги-оравилли. Ерошенко обнял Нерултенга и сказал:
– Мальчик мой, ты видишь, я слепой. Я не различаю цвета и не знаю у кого – желтая, а у кого – белая кожа. Я объездил мир, дружил с японцами, бирманцами, индийцами и могу тебе сказать – цвет кожи еще ни о чем не говорит. Никогда не верь, мой мальчик, что одни народы лучше других. Хорошо, что здесь в тундре живут мирные люди. И плохо, что людям в других краях приходится убивать друг друга. Все войны до сих пор велись простыми людьми по указке богатых и за их интересы.
– Но почему же они не отказывались убивать друг друга?
– Потому что не было такой страны, которой не нужна война, не нужны чужие земли. А когда появилось первое в мире государство рабочих и крестьян, буржуи послали против него свои армии, пулеметы, пушки. И рабочим пришлось тоже взять в руки оружие… Скажи, хорошо иметь ружье, если на тебя напал волк? А если волчья стая, тут ведь не откажешься и от пулемета, не так ли? Ерошенко трудно было понять, согласился ли с ним юноша – тот молчал. На прощанье Василий сказал:
– Приходи вечером в кино – сам все увидишь. Перед началом сеанса Ерошенко произнес небольшую речь. Он говорил, что мир разделен на два враждебных лагеря, которые объявили друг другу беспощадную войну; что враги ненавидят нашу страну и каждый может стать невольной жертвой этой ненависти даже здесь, в тундре.
– Быть может, – сказал он, – фильм, который мы вам сейчас покажем, поможет каждому осознать эту всемирную опасность.
Кинокартина началась с эпизодов гражданской войны. На экране отряды Красной Армии шли в атаку на последний, неприступный бастион контрреволюции. Белые бомбили их, обстреливали с кораблей. Красноармейцы погибали, но в строй становились новые бойцы. Вот появилась кавалерия. Ерошенко заиграл на гитаре "Марш Буденного". В зале кто-то крикнул "Ура!".
В этот момент Нерултенг вскочил. Схватив Ерошенко за руку, он громко закричал:
– Это невероятно! Невозможно!
От неожиданности Василий выронил гитару.
После этого случая Нерултенга словно подменили: он перестал смеяться, шутить, вид у него был всегда какой-то печальный. Ерошенко замечал состояние молодого друга, но думал: молодо-зелено – пройдет. Как он ошибся!
Однажды к Ерошенко пришел Таурулкотл и шепотом сообщил:
– Мой брат сошел с ума. Он сидит все время у моря, грустный, и не хочет ни с кем говорить. Но самое главное… он бросил в море ту самую книгу… которая про Север. О, Какомэй, не ругайте его! Я вам дам за нее все, что захотите – мех белого медведя, тюленью куртку, нарты…
