Соломон Кипнис - Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему
Но уже нет ни денег, ни поместья, ни особняка в центре Москвы. Теперь он — простой советский служащий, который на правах друга до конца дней своих жил у Пешковой, жены Горького.
(С 78-4-2)
СВОЙ РОБИНЗОН КРУЗО
Как-то раз показывал Новодевичье своей внучке Катеньке и ее подружкам по университету. Понятно, очень старался, чтобы интересно им было, даже «заготовил» концовку экскурсии — подвел их к нише, где похоронен...
Робинзон Крузо Николай Николаевич (1887-1974).И не ошибся — слушали они меня здесь с неподдельным интересом. А рассказал я им вот что.
Робинзон Крузо, о приключениях которого поведал миру английский писатель Даниель Дефо, и наш Робинзон в родстве не состояли, они — однофамильцы, но не просто однофамильцы...
История эта насчитывает более ста тридцати лет.
Крестьянский паренек Николай Фокин, мечтавший о путешествиях, убегает из родной деревни, добирается до Архангельска и нанимается там юнгой на торговое судно.
В одном из плаваний в Индийском океане капитан заметил остров, не обозначенный на карте. Приказал спустить на воду шлюпку и разведать, что же там. Когда гребцы преодолели уже примерно половину расстояния, штормовые волны перевернули шлюпку и все оказались в воде. Некоторые вплавь добрались до судна, а юнга Фомин и один из матросов доплыли до острова, который оказался клочком необитаемой суши.
Только через трое суток погода позволила послать за ними шлюпку.
В память об этом приключении капитан приказал «переименовать» Фомина в Робинзона Крузо, о чем была сделана запись в бортовом журнале, а юнге выдан документ с новой фамилией. И в родное село Фомин вернулся уже Робинзоном Крузо.
Эту необычную фамилию унаследовали и все его дети. В их числе и Николай Николаевич, который стал певцом, солистом Большого театра.
(С 80-4-2)
ТАКИЕ РОЖДАЮТСЯ РАЗ В СТОЛЕТИЕ
В последние годы жизни Яхнин Яков Вениаминович (1894-1954), математик, юрист, работал в том же институте, где я был аспирантом. И на каком-то торжестве он познакомил меня со своей женой Яхниной Евгенией Иосифовной (1892-1979).
Эта тогда уже немолодая женщина сохранила какую-то колдовскую привлекательность и надолго оставила в моей памяти чарующий след. Виделись еще раза два.
И вот встреча через пятьдесят лет...
Стою перед нишей с прахом Яхниных. Увы, фотографии на плите нет. Закрываю глаза и пытаюсь воскресить ее образ. Не получилось, стерло время...
Переписываю все, что есть на доске, но теперь этого мне мало. Для книги хотелось бы знать, кем, кроме как женой Яхнина, была Евгения Иосифовна?
Узнал:
Яхнина — литератор, переводчик, ответственный секретарь литературного отдела кинотоварищества «Меж-рабпом-фильм-Русь». В девичестве она Цедербаум, родная сестра известного политического деятеля Ю.А. Мартова, одного из лидеров российских социал-демократов.
У писателя В.Б.Шкловского встретил о ней такое:
«...Самая обворожительная из сестер. Такие женщины, как она, рождаются раз в столетие».
(С 108 2-4)
ВЫИГРЫВАЮЩИЙ ХОД
Вряд ли какой-нибудь дачный кооператив может сравниться с подмосковной Николиной Горой по количеству знаменитостей. Жили здесь и такие выдающиеся люди, чьи имена известны во всем мире. Например, физик Капица, авиаконструктор Туполев, композитор Прокофьев, пианист Рихтер и, конечно же, шахматист Ботвинник Михаил Моисеевич (1911-1995).
Популярность Ботвинника понятна — он был не только семикратным чемпионом СССР, но и первым советским шахматистом, завоевавшим звание чемпиона мира.
Мне посчастливилось знать Михаила Моисеевича и встречаться с ним не только для обсуждения вопросов, связанных с публикациями его статей по кибернетике и по шахматам в журнале «Наука и жизнь», где я был редактором отдела техники и шахматного отдела. Общались мы и в домашней обстановке, чаще всего у него на даче на Николиной Горе. И в одно из таких посещений Ботвинник рассказал мне про придуманный им выигрывающий ход, правда, не в шахматной партии.
...Когда в семидесятые годы в США была арестована чернокожая коммунистка Анджела Дэвис по обвинению в соучастии в убийстве человека, в Советском Союзе развернулась кампания в ее защиту. И начали собирать подписи под призывом выпустить ни в чем не повинную Дэвис.
Понятно, особенно ценными были именитые «подписанты». Стали готовить письмо от шахматистов-гроссмейстеров. Обратились с предложением поставить свою подпись к Ботвиннику. Он прочел бумагу и сказал, что, конечно, сделает это, но только после того как убедится, что она, действительно, невиновна. А для этого просит дать ему возможность... ознакомиться с делом.
Нетрудно догадаться, что дела ему не дали, но и подписи его не получили.
Этой ситуацией оригинально воспользовался гроссмейстер Борис Спасский. Когда его попросили поставить подпись под письмом, он сказал:
— Конечно, но только после Ботвинника. Я не могу подписывать раньше «патриарха».
Много лет спустя я узнал, что такой же выигрывающий ход повторил, а, может быть, и сам придумал, академик Борис Сергеевич Соколов, когда пришли к нему с письмом академиков в газету «Правда», осуждавших Сахарова, как «поджигателя войны».
Соколов рассказал:
— Пришли ко мне с этим письмом. Говорят — подпишите. Вы — академик, секретарь Отделения наук о Земле. Нельзя подводить Отделение, а тем более Землю. Я прочитал текст. В нем клеймились труды Сахарова. Знаете, говорю, я обязательно подпишу. Но сперва прочту труды. Я их не читал. А как же подписывать, не читая? Так и ушло письмо в газету без моей подписи.
(С 104-2-3)
ТАК ЭТО ОН?!
Каменский Василий Васильевич (1884-1961). Поэт. Умер не так уж давно. Фамилия нередкая. Всех поэтов, а особенно современных, понятно, не упомнишь. А если знаменитый, то на слуху был бы?
Оставалось искать в биографических справочниках. И стоило только открыть первый такой, как наступило прозрение.
Бог ты мой! Так это же Василий Каменский!
Знаменит, да еще как: не только один из первых русских футуристов, а и один из первых авиаторов России...
А не признал я его сразу потому, что он запечатлелся в моей памяти, думаю, как и в памяти большинства других, не как Каменский Василий Васильевич, а именно как Василий Каменский.
...Прожил он удивительную жизнь. Был конторщиком, увлекался поэзией, писал стихи. И вдруг ринулся в актеры. Под псевдонимом Васильковского попал в труппу Мейерхольда, который посоветовал ему... бросить театр ради литературы.