Соломон Кипнис - Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему
...Прожил он удивительную жизнь. Был конторщиком, увлекался поэзией, писал стихи. И вдруг ринулся в актеры. Под псевдонимом Васильковского попал в труппу Мейерхольда, который посоветовал ему... бросить театр ради литературы.
А тут революция 1905 года, и Василий Каменский становится ее активным участником. Попадает за решетку, правда, ненадолго.
Потом в Петербурге поступает на Высшие сельскохозяйственные курсы и еще в Университет. Но с поэзией не порывает. Становится редактором альманаха «Весна», в котором печатались Блок, Куприн, Андреев, Чуковский, Сологуб, Северянин, Шкловский, Пришвин... Подружился с Хлебниковым.
Продолжает писать стихи и находит время для новой страсти — живописи. Узнав, что открывается (1909) выставка «Импрессионисты», предлагает свою работу «Березы», которая была принята и тут же продана на вернисаже.
Выходит его первая книжка стихов «Землянка». И вот теперь, когда уже приобрел имя как поэт, получил признание в литературных кругах, то есть достиг желанного, решает стать... авиатором.
В Париже ему покупают моноплан типа «Блерио». Одержимый идеей — летать! летать! — он самостоятельно обучается мастерству управления, а затем отправляется в Варшаву для подготовки к экзамену на звание пилота-авиатора.
С получением этого звания начинается новая жизнь. Он много разъезжает по городам России, где выступаете показательными полетами. Авиация еще в диковинку, и его представления пользуются большим успехом.
И вдруг с авиацией прощается...
Польский город Ченстохов. Афиши заранее приглашают посмотреть демонстрационные полеты авиатора Каменского.
Погода в тот день не благоприятствовала затеянному. И надо было либо отменить полеты, либо, пренебрегая опасностью, все-таки выступать. Каменский выбирает последнее.
Выступление заканчивается быстро и трагически. Порыв ветра переворачивает аэроплан, и он камнем падает в болото. Каменский чудом остался жив, но с многочисленными переломами, ушибами оказался в больнице.
После пережитого решает с авиацией покончить.
На деньги, заработанные полетами, покупает участок земли и основывает там хутор Каменку, где прожил многие годы, продолжая писать стихи, рассказы, сочинять пьесы.
Каменского отличало исключительное жизнелюбие и мужество, которыми он отвечал на удары судьбы. После ампутации обеих ног продолжал ходить на протезах, а когда инсульт лишил его речи и оставил не парализованной только левую руку, он ею увлеченно рисовал цветными карандашами.
(С 121-5-3)
СТРАННЫЙ ПЕРЕБЕЖЧИК
1949. Уже дна года как на службе правительства Великобритании в качестве редактора выходящего у нас на русском языке журнала «Британский союзник» работает шотландский журналист, переводчик Джонстон Арчибальд (1896- 1969).
И вдруг...
20 апреля Джонстон неожиданно покидает свой кабинет в отделе печати британского посольства и делает заявление через газету «Правда»:
«Я понял, что мир разделен на два лагеря — лагерь войны и лагерь мира — и что я оказался в лагере войны. Поэтому я перешел в другой лагерь».
Из поданного Великобритании Джонстон стал гражданином СССР и заявил, что желает свои силы посвятить делу мира.
В 1952 году написал книгу «Во имя мира», но в ней ни слова о своей деятельности на этом поприще....
Странный перебежчик, не правда ли?
(С 125-23- 3)
УК §17
Пожалуй, не было случая, чтобы, встретившись с Львом Эммануиловичем Разгоном, мы не повспоминали бы о страшном времени сталинской кровавой мистерии. Да и как могло быть иначе. Оно для него — 17 долгих лет тюрем, лагерей, гибель жены, родных. Для меня — расстрел отца, изломанная жизнь семьи «врага народа»...
Поехал как-то навестить Разгона и привез ему свою книгу «Некрополь». Он листал ее, на ком-то задерживался, а я в это время рассказывал, как поразило меня, что на «кладбище для избранных», которое по условию должно быть «политически стерильным» (речь, понятно, о советских людях), оказалось так много людей с концовкой в описании «репрессирован, реабилитирован»...
— Ты про семнадцатый параграф Уголовного кодекса что-нибудь знаешь?
— Нет.
— А § 17 надлежит знать! Это — юридическое оформление выдуманного Вышинским «учения о соучастии». И придумано не зря — оно открыло зеленый свет скоростному проведению массовых репрессий.
Теперь технология следствия существенно упрощалась и ускорялась. Делалось так. Несколько десятков обвиняемых объединяли в группу, и одного из них — наиболее слабого — били до смерти, пока он не признавался в шпионаже, вредительстве, диверсии и, конечно, покушении на вождя или его соратников. Всех остальных били уже до полусмерти, требуя признания лишь в том, что они знакомы с тем, кто оговорил себя «на всю катушку».
И дело сделано — просто и быстро. Ведь согласно «семнадцатому» эта «катушка» теперь автоматически распространялась на всех без исключения членов группы.
Вот в твоей книге есть Шаталов-Шайкевич Ефим Соломонович (1897-1976), который много лет был начальником Главцемента Наркомтяжпрома. Это мой лагерный знакомый.
У меня есть запись судебного заседания Военной коллегии, которая под председательством небезызвестного тебе Ульриха рассматривала дело Шайкевича. И ты сейчас увидишь, как все это выглядело на практике.
Итак:
Ульрих. Подсудимый! Вы прочитали обвинительное заключение? Признаете ли вы себя виновным?
Шаталов. Нет, нет!.. Я ни в чем не виноват!
Ульрих. Знали ли вы о существовании в Наркомтяжпроме контрреволюционной правотроцкистской организации?
Шаталов. Понятия не имел!
Ульрих. Во время последнего процесса правотроцкистского центра вы были на воле?
Шаталов. Да.
Ульрих. Газеты читали?
Шаталов. Читал.
Ульрих. Стало быть, вы читали показания Пятакова о существовании в Наркомтяжпроме контрреволюционной организации?
Шаталов. Конечно, конечно, прочел.
Ульрих. Ну вот и договорились! Значит, знали о существовании в Наркомтяжпроме организации! (Обращаясь к секретарю суда.) Запишите: подсудимый признается, что знал о существовании пятаковской организации.
Шаталов. Я же из газет, из газет узнал о том, что там была организация!
Ульрих. А суду не интересно, откуда вы узнали. Значит — знали! Есть вопросы? Вопросов нет. Вы хотите сказать последнее слово? Не надо повторять! Суду все это известно. Оглашаю приговор! Пятнадцать лет...
