Виктор Устьянцев - По ту сторону
Он пополз опять через огород, тем же путем, которым пробирался сюда. Он полз теперь еще более осторожно.
Неожиданно рука по самое плечо провалилась в землю. Что это: яма или погреб? Он сел и стал обеими руками разгребать землю. И вдруг ладонью уперся во что-то мягкое, начал ощупывать. Вот под рукой шевельнулось, и из-под земли раздался испуганный детский голос:
— Ой, кто тут?
— Тише! — прошептал лейтенант. — Ты один тут?
— Нет, с сестренкой, — шепотом ответили снизу. Судя по голосу, мальчишке было лет десять.
— Что вы тут делаете?
— А вы кто такой? — спросил мальчик.
— Как тебя зовут? — в свою очередь, спросил Коняхин.
Но мальчик оказался пареньком осторожным, все допытывался у лейтенанта, кто он такой. И педагогический опыт подсказывал Коняхину, что он ничего от мальчика не добьется, пока не объяснит ему, зачем пришел. И то же педагогическое чутье подсказывало, что мальчику можно довериться. Впрочем, ничего другого не оставалось.
— Я красный командир, — спокойно и веско, как когда-то на уроке, сказал лейтенант.
— Наш! — воскликнул мальчик. — Слышишь, Тонька, наш! — должно быть, он там, внизу, начал тормошить сестренку.
— Постой, не буди, — прошептал Коняхин.
— Да вы, дяденька, не бойтесь, я пионер.
— Ну, раз пионер, значит, на тебя можно положиться. Лезь наверх.
Мальчик вылез откуда-то сбоку, видимо, там был ход в этот блиндаж. К счастью, сестренка его так и не проснулась, только пробормотала что-то сквозь сон и угомонилась.
— Как тебя зовут? — спросил лейтенант, когда мальчик улегся рядом с ним.
— Пашей. Паша Приходько.
— Вот что, Паша, ты должен мне помочь. Надо достать чистых тряпок и теплой воды. Необходимо промыть и перевязать раны. Если что-нибудь найдется из еды, все равно что, принеси хоть немного. Родители твои дома?
— Дома. Они у меня хорошие. И немцев ух как не любят! Папа только очень больной, в армию его не взяли, а то бы он их тоже вот как вы… — мальчик осекся, видимо, сообразив, что сейчас лейтенант не очень-то страшен немцам. — Ну ладно, я пойду в хату. Только там немцы. Их вчера вечером к нам поставили жить.
— Сколько их?
— Двое.
— Они ушли.
— Тогда я побегу. Я быстро.
— Подожди, — остановил мальчика лейтенант. — Сначала расскажи, как лучше пробраться к Днепру.
— К нашим?
— Ну да.
Паша оказался человеком весьма осведомленным. Он не только хорошо знал дорогу к Днепру — летом бегали туда с мальчишками купаться, — но рассказал, где расположены немецкие батареи и огневые точки, как их лучше обойти. Единственную карту-двухкилометровку Коняхин отдал Переплетову. Теперь все пришлось запоминать, и он заставлял Пашу несколько раз повторять, где, как и что расположено. Только после того, как все заучил наизусть, разрешил Паше идти в хату.
Все-таки Коняхин подполз к окну, чтобы слышать разговор Паши с родителями. Ребенок к тому времени утихомирился, и лейтенанту хорошо было слышно, что происходит в хате, хотя разговор велся вполголоса.
2Тихонько скрипнула дверь, и женщина спросила:
— Кто там?
— Это я, мама.
— Чего тебе?
— Дело есть.
— Какое еще дело на ночь глядя? — рассердилась женщина. — Ведь наказала, чтобы не вылезал из ямы. Хорошо, что эти поганые рожи ушли. Где Тонька?
— Там, спит она. Да ты не кричи, тише, у меня секретное дело.
— Что еще удумал? Говори! Я вот тебе ремнем по секретному месту пройдусь, будешь знать, как по ночам шляться!
— Да тише ты, мама. Там наш командир раненый. Ему перевязать раны надо и поесть. Грей лучше воду.
— Какой еще командир? — встревожилась мать. — Откуда он взялся?
— Я спал и вдруг чувствую, что кто-то меня ощупывает… — начал рассказывать Паша, но мать прервала его:
— Пусть уходит. Куда мы его денем? Если его найдут, нас всех перестреляют.
— Погоди, мать, — вмешался мужской голос. — Надо помочь человеку, наш ведь, советский.
— Да разве я против того, чтобы помочь? Пусть берет, что надо, и уходит. У нас вот их трое, ребятишек-то, я ведь не о себе, о них беспокоюсь.
— Ладно, кипяти воду, а то скоро рассветет.
И верно, начинало светать. Лейтенанту пришлось отойти от окна и спрятаться в траве. Дальнейшего разговора он не слышал. Видел только, как над трубой взвился дымок: значит, затопили печку и греют воду. Потом в доме опять заплакал ребенок. Уже совсем рассветало, когда из хаты вышла женщина с ребенком на руках. Тихо окликнула:
— Товарищ!
Лейтенант чуть приподнялся.
— Лежите, лежите, — сказала женщина и подошла ближе. Остановилась над ним и, глядя куда-то в сторону, быстро заговорила: — Вам тут оставаться нельзя. Вон у того дома, куда я смотрю, — немецкий штаб, и там ходит часовой. Вам надо пробраться к нам на чердак по лестнице. Если сумеете, пока часовой будет идти обратно, проскочить на чердак — ваше счастье. Если же поймают, мы вас не знаем и вы нас тоже — у меня, видите, дети, мал мала меньше. Поняли?
— Понял. Большое спасибо вам.
— Ладно, чего там. Не чужие.
Она ушла. Лейтенант подождал минуты две-три и приподнял голову. Теперь и он увидел часового, вышагивающего по дорожке вдоль дома. Вот он повернул сюда. Сколько он будет идти в один конец? «Раз, два, три, четыре… пятьдесят семь… восемьдесят шесть… девяносто две… Ага, остановился, осматривается, повернул обратно. Значит, полторы минуты. Мало!»
Лейтенант подполз к лестнице, стал ждать, когда часовой повернется к нему спиной. Пора! Он не помнил, как взлетел по шаткой приставной лестнице, не знал, откуда у него взялись силы для такого броска. Уже с чердака посмотрел в щель и увидел, что часовой все еще идет к нему спиной.
Чердак на три четверти был забит сеном. Коняхин сделал в нем нору, залез в нее, замаскировал изнутри вход. В норе было тепло, его разморило и стало клонить ко сну. Внизу было тихо, в хате о чем-то изредка переговаривались, но он различал только мужской, женский и детский голоса, слов же разобрать не мог. Должно быть, разговаривали слишком тихо.
Он задремал. Разбудил его чужой женский голос:
— Куда это тебе, Ефимия, столько воды?
И знакомый голос:
— Ребенка купать. Всю ночь надрывался.
— Может, заболел? Застудишь.
— Ничего, распарится — крепче спать будет.
— Ну смотри.
Потом скрипнула дверь и по двору прошаркали чьи-то шаги. Наверное, женщина шла в калошах.
Он решил не спать. И все-таки опять задремал, его разбудил робкий детский голосок:
— Дяденька!
Сквозь сено он увидел девочку. Она сидела на корточках и оглядывалась. Лейтенант разгреб сено и высунулся:
