Иосиф Тимченко - История штурмана дальнего плавания
Один из учеников в нашем седьмом классе, по фамилии Кишко, имел весьма значительные шрамы на лице и на шее. После окончания дополнительных моих занятий с ним по математике, согласно поручению классного руководителя — подтянуть отстающего, он поделился со мной обстоятельствами его ранения. Оказывается, при выпасе личных коров на Раевской горе несколько ребят, найдя неразорвавшийся артиллерийский снаряд, уже без боевой головки, решили выплавить из него взрывчатку. Разложили костёр и уложили этот снаряд на горящие угли. Сами уселись вокруг костра, рассказывая различные побасенки. В результате взрыва двое мальчишек погибли, а двое получили сильные ранения. Одним из последних был мой «подопечный».
Наибольшее потрясение произвела на меня картина гибели одного из пастухов станичного коровьего стада в Натухаевской, за околицей вблизи Ионивки. Расположив своё стадо на тырле[5] на отдых, в ожидании подхода хозяев за своими коровами, пастух уселся под кустом, установив между ног миномётную мину без боевой головки, и приступил к выдалбливанию из неё тола с помощью импровизированного долота и булыжника. Вскоре мина взорвалась.
С несколькими ребятами мы оказались первыми прибежавшими на этот взрыв. Увиденное настолько было ужасным, что позже несколько ночей нельзя было нормально спать — всё время возникал перед глазами (катался по земле и орал) тот в крови обрубок без ног и рук. Примчавшаяся чуть позже подвода увезла его в станичную больницу. По дороге он скончался, по-видимому, от обильной потери крови и болевого шока.
Немецкое нашествие оставило неизгладимые следы не только на многих человеческих судьбах. Взорваны заводы и промышленные предприятия, разбиты служебные здания и школы, сожжены многие жилые дома.
До войны в нашем посёлке Верхнебаканском работало четыре цементных завода: «Первомайский», «Орёл», «Атлас» и громадный комплекс «Титан», к которому доставляли сырье из ближайших каменоломен по подвесной канатной дороге со стороны Псебепса и по узкоколейной дороге со стороны Гайдука, минуя транзитную железную дорогу через тоннели. В период индустриализации наша страна нуждалась в высокопрочном цементе марки «Портланд», который производился только здесь из местного мергеля, уникального по составу материала. В настоящее время, например, всем известные цементные заводы города Новороссийска, дымят высотными вытяжными трубами из печей обжига: на заводе «Пролетарий» — 3, на заводе «Октябрь» — 2, в то время как на цементном комплексе «Титан» таких труб было 12.
Не случайно однажды в наш посёлок на этот комплекс нагрянула кавалькада правительственных машин с делегацией, возглавляемой Кагановичем Л.М., зам. председателя Совета Министров СССР[6]. Он самолично облазил торчащие изуродованные корпуса бывшего завода, как стало известно позже, решалась судьба комплекса «Титан» — восстанавливать его или нет?
Пока правительственная делегация обследовала объекты цементного комплекса, у остановившейся кавалькады легковых машин собралась всё увеличивающаяся толпа из местных жителей. В первых рядах были, как всегда и везде, подростки и дети, жадно наблюдавшие за происходящим. Осмотрев обжиговый комплекс из 12 печей, громадный силос с остатками затвердевшего цемента, Каганович Л.М. выбрался, наконец, из пролома в стене мельничного цеха, где лежали разрушенные барабаны, размалывающие когда-то с помощью металлических шаров обожжённый мергель. Руководитель делегации, отряхнув слегка одежду от пыли, обратился к собравшимся с вопросом:
— Ну, как считаете, товарищи, — восстановим этот завод?
Все дружно хором, особенно детвора, вытиравшая рукавами шмыгающие носы, прокричали в один голос:
— Восстановим!..
На этом импровизированный митинг был закончен, и делегация отправилась в Москву.
Шло время. Уже на полную мощность стал работать завод «Первомайский». Отстраивался, рядом со старыми разрушенными корпусами, новый цементный завод «Орёл». Стало понятно, что в Совмине никаких решений по заводу «Атлас» и комплексу «Титан», относительно их восстановления так и не было принято. Поэтому местные жители постепенно помогали их сносу, ведь эти заводы постоянно оставались брошенными без какой-либо охраны. Некоторые взрослые выламывали, где это удавалось, добротные кирпичи, металлическую арматуру, щебень для бетона и постройки новых жилых домов, для ремонта старого жилья, пострадавшего в годы войны. Не остались в стороне и подростки, прокричавшие в своё время с энтузиазмом «Восстановим…», а теперь с не меньшей энергией выламывавшие и спиливавшие металлические детали, обрубки конструкций для сдачи в утильсырьё. В одной из групп, занимавшейся сбором металлолома, принимал участие и будущий штурман.
В мельничном цехе, где лежали упомянутые ранее барабаны, торцевые стенки оказались чугунными, толщиной около 60 мм. При продолжительном битье кувалдой по краю разлома удавалось «отщипнуть» кусочек чугуна весом 2–3 кг. Эта работа была настолько изнурительной, что кто-то из ребят вскоре внёс предложение — под торцевую стенку барабана, находящуюся в горизонтальном положении в центре цеха, подложить артиллерийский снаряд и подорвать его. Тогда, вероятно, вся эта торцевая стенка развалится на куски. Предложение группой было одобрено. Проблем по розыску необходимого снаряда, как известно, тогда не существовало. Подрывную операцию возглавил сам лично, поскольку уже знал, от одноклассника Кишко тот печальный опыт со снарядом в костре на Раевской горе.
Собрали приличное количество сухих обломков из досок, сложили их горкой, а сверху уложили артиллерийский снаряд. Самолично смотался домой и из отцовского мотоцикла через шлангочки бензопровода нацедил две больших бутылки бензина, чтобы костёр, с тряпками в бензине, разгорелся наверняка. По периметру мельничного корпуса, где подготавливался взрыв, расставили своих дежурных, которые направляли случайных прохожих в обход под предлогом, что внутри цеха проводится какая-то небезопасная операция.
Для безопасного поджигания соорудили тряпичную ленту, длиной около 4 метров, которая сыграла роль бикфордового шнура. Одну бутылку бензина использовали для смачивания этой ленты и нескольких тряпок, разложенных на досках, а другую, с тряпичной пробкой, уложили непосредственно бок о бок со снарядом. Далее — поджог и «дай Бог ноги», бегом из цеха.
Время потянулось медленно, прошло около 20–30 минут, а взрыва нет. Кто-то уже сказал, может быть пора подойти и посмотреть, что случилось с костром? Но тут вдруг, наконец, долгожданный оглушительный взрыв. Пыль и щебень взлетели выше мельничного цеха. Вся ватага «взрывников» мигом бросилась к месту взрыва. Прибежало вскоре и несколько местных жителей, с вопросами: «Что случилось? Вы столкнули с верхнего этажа эту чугунную торцевую стенку?» Пришлось согласиться: «Да, столкнули…» О взрыве не хвалились, строго молчали, чтобы не схлопотать потом от родителей должного внушения с затрещинами.
