Иосиф Тимченко - История штурмана дальнего плавания
У меня, как у капитана, в процессе дальнейшего разговора со старшим помощником невольно вырвалось возмущение в адрес доктора:
— Чтобы тебя перекосоротило, кавалер беспутный!
На следующий день утром подошёл ко мне старший помощник и предложил пройти с ним к доктору, а на мой вопрос:
— Что случилось?
Он сообщил:
— А посмотрите, что случилось с доктором, ведь его, действительно, перекосоротило…
Судно уже находилось на подходе к базовому порту Жданов, на столе у меня лежал рапорт судового врача с просьбой о замене, который я тут же подписал.
Больше этот доктор на судно не возвращался, а у меня в обиходе больше не стало подобных выражений. Лучше быть впредь более осторожным, видимо, не зря в народе говорится: «Кто знает — с чем чёрт не шутит, пока Бог спит?»
4. Показательное наказание
В семье отца мне жилось, в общем, неплохо, вольности было предостаточно, от стола, разумеется, не отсаживали и строгой моралью не донимали, а отдельные незначительные перекосы со стороны мачехи, Анастасии Исааковны, в пользу своей дочери Валентины меня не задевали и оставались без внимания. С родной матерью виделся периодически, они с Фёдором проживали в нашем посёлке на съёмной квартире. Иногда мать старалась угостить меня свежей выпечкой из хлебозавода, где продолжала работать посменно.
Школьной учёбой по-прежнему не был обременён. Большую часть свободного от занятий времени занимали друзья-одноклассники и новый наиболее близкий друг Борис Годуха. Сближение с ним появилось в результате моего расспроса об его участии в группе «золотоискателей», состоявшей из трех подростков (два других — Анатолий Белоконский, захвативший с собой в лес ватное одеяло, и Николай Глянь, бывший юнга, отчисленный из морской школы, прихвативший в лес служебный пистолет своего дяди, у которого проживал). Ушла эта группа в неизвестном направлении. Их судьба будоражила жителей посёлка почти целую неделю. Как выяснилось потом они разведывали ходившую из уст в уста, сугубо доверительную информацию, что за Волчьими воротами, проходом на перевале, где-то у дороги вблизи родникового источника зарыт золотой клад, оставленный в период гражданской войны бежавшим богатеем перед посадкой на пароход для отплытия в Турцию. Своих спутников перед походом в лес Борис подзарядил еще идейно — дал прочесть книгу об интереснейших приключениях Гекльберри Финна. Эту же книгу Марка Твена позже Борис рекомендовал и мне. В таком возрасте, как были мы тогда, впечатление от этой американской повести, конечно, оказывалось неизгладимым.
Из похода группа «золотоискателей» вернулась с нулевым результатом: инструменты для земляных работ — две штыковых лопаты и лом — остались в лесу, ватное одеяло прогорело у костра, а за служебный пистолет Николаю предстояла «ссылка» в рабочий класс на цементный завод в Гайдук. Дальнейшее сближение с Борисом окрепло благодаря джентльменскому соглашению: он стал учить меня игре на гитаре, а я его обещал научить управлять мотоциклом.
Несколько позже на танцах у летнего кинотеатра благодаря Борису познакомился с будущей подругой юности Валентиной Мордовцевой. Начались свидания и переписка с помощью соседского паренька Николая Тищенко, из семьи Калмыковых, доставляющего туда и обратно любовные записки. Жизнь приобретала теперь более яркие краски. Появившаяся зазноба была на два года старше — рослая, стройная, с длинной косой. Любила вспоминать иногда, после того, как по росту я уже её обогнал, что в первый год нашего знакомства молодой кавалер приходился ей буквально «под мышку».
После окончания седьмого класса, как и многие другие, она попыталась поступить в индустриальный техникум, но не пройдя по конкурсу, оформилась на работу на завод Первомайский учётчиком в карьер, где работал её отец. Учёбу продолжила в вечерней школе рабочей молодёжи. Занятия в этой школе обычно заканчивались в 23:30.
Однажды запланировал встречу с ней после занятий в вечерней школе, надеялся проводить Валентину домой. Но получилось, как поётся в песне: «лёг на лавку, а никто не разбудил». Проснувшись, глянул мельком на свои часы «Победа» (подарок отца за успешные экзамены) и обнаружил, что время уже 23:10 — пора бегом к школе. Когда прибежал к школе, то был весьма удивлён — двери школы закрыты, в окнах света нет. Оказывается, не совсем проснувшись, я перепутал стрелки часов, т. е. тогда реальное время было без 5 минут 2 часа ночи. Конфуз полный!
Вернулся домой удручённый, а тут ещё домашний «суд инквизиции» — свет в доме горит, за столом сидят в ожидании меня отец, мачеха и Валентина, начался допрос:
— Куда бегал?
— На разбой или воровство (таковое встречалось среди подростков тогда не редко)?
— Где твой криминальный арсенал — кавказский кинжал и винтовочный обрез?
Пришлось объяснять суть случайной ошибки с часами и показать укромное место хранения дома опасного оружия — на книжной полке за книгами. Затрещин не было. Семья успокоилась, я пообещал, что скоро от этого арсенала избавлюсь самостоятельно. Обещание позже сдержал.
А вскоре я был избран председателем школьного отряда ДОСААФ[7], под контролем военрука — преподавателя Н.Е. Левченко, который вручил надолго в моё распоряжение мелкокалиберную винтовку с приличным запасом коробок с патронами. Теперь уже с этим официальным оружием мы с одноклассниками выходили в ближайшую щель и упражнялись подолгу в стрельбе по мишеням[8]. На ближайших городских соревнованиях наша школьная группа в результате заняла по стрельбе вполне приличное место. Заслуга в этом была, прежде всего, любимого всеми преподавателя Николая Ефремовича, доверившего в наши руки мелкокалиберную винтовку.
Серьёзных проступков в школе почти не было, поэтому вызовы родителей к классному руководителю были крайне редкими, например, когда в одну из одноклассниц, Нину Волгу, пришлось запустить чернильницей — она, танцуя и кривляясь, дразнила будущего штурмана. На стене осталось большое фиолетовое пятно от разбитой чернильницы. Для очистки и побелки этого участка потом пришлось, конечно, подключаться родителям. Других школьных происшествий в памяти не осталось. Так продолжалось до 10-го выпускного класса.
В самом начале учебного года в школе появился новый преподаватель, заведующий учебной части, заменивший на этой должности старого педагога Марию Романовну. Маленького роста, полный мужчина, почти колобок, с узенькими небольшими глазками, за что позже ученики между собой называли его «кабаньи глазки», решил внести в школьную жизнь свои новшества. В большом коридоре второго этажа были выстроены на линейку все классы первой смены. Новый педагог выступил с речью о том, что в школе весьма низкая дисциплина, поэтому на каждого учащегося заводится своя персональная дисциплинарная тетрадь, куда будут заноситься все, даже мелкие, факты нарушения дисциплины. Наш класс, 10-й «Б», был выстроен на значительном расстоянии от выступающего. Тимка-капитан, стоя в строю, негромко прокомментировал для своих одноклассников: «А если, например, мне тетради не хватит, тогда что делать — альбом заводить?» После этого большого сбора все разбежались по своим классам. Продолжились обычные занятия, а на последнем уроке преподаватель объявил, что меня вызывают в кабинет завуча. С чего бы такое приглашение?
